Польский писатель Густав Даниловский – поэт жизни, писатель борьбы и энтузиазма, изведавший всю горечь и боль жизни.
Любовь руководит Даниловским во всех его произведениях, любовь к слабым, обиженным, страдающим и угнетенным («Nego», «Сочельник»).
Любовь рисует ему грозные, предостерегающие видения современной цивилизации, основанной на общественных противоречиях и эгоизме («Поезд», «На острове»).
Негодуя на не правды бытия, уходя в низы жизни, где царит удушливый мрак, мучительная боль и гнетущая тяжесть, Даниловский выносит оттуда «Ласточку», роман из жизни учащейся и революционной молодежи, и повесть «Из минувших дней». В этих произведениях он рисует ряд типов, ряд поколений, погибших во имя идеи мученичества в борьбе за свободу. Эта идея, этот романтизм чувства вел деда на бой за свободу Польши, отца в вихрь общественной борьбы, а ребенка в погоне за волшебным цветком папоротника затягивает в трясину, В «Ласточке» Даниловский рисует страдания и муки революционеров, как почетный венец, и исход видит только в одном – в непримиримой борьбе с угнетателями.
Герои Даниловского гибнут не за свои грехи и не за грехи отцов, а во имя страстного стремления принести себя в жертву, погибнуть ради любви.
Таким же страстным стремлением пожертвовать собой во имя далекого идеала проникнут последний роман Даниловского «Мария Магдалина» – произведение сильного и мощного таланта, написанное искренне вдохновенным художником.
Произведение это, вышедшее впервые в Галиции, во Львове, в 1912 году, было конфисковано. Такая же участь постигла его во всех странах Европы. И конечно, папа внес его в список книг, запрещенных католикам.
Наконец, в Австрии этот роман появился благодаря некоторому обходу закона.
В Австрии есть закон, согласно которому все речи депутатов рейхсрата печатаются стенографически и распространение их ни в коем случае не может быть запрещено. Польский депутат Регер внес запрос министру юстиции: на каком основании министр запрещает печатать результаты свободного научного исследования в виде романа писателя Даниловского «Мария Магдалина». А для подкрепления своего запроса Регер прочитал на заседаниях рейхсрата весь роман от крышки до крышки. Его чтение попало в стенографический отчет, и роман в тысячах экземпляров разлетелся по всей Австрии.
У нас, в России, во времена царизма не только строжайше было запрещено самое произведение, но даже за мою статью о нем и краткое изложение содержания романа, напечатанные в «Вестнике иностранной литературы» в 1914 году, редактор журнала был привлечен к ответственности по обвинению в богохульстве и кощунстве и приговорен к тюремному заключению.
Только теперь это художественное, поэтическое произведение может, наконец, появиться в России свободно на свет.
Среди мрачных, словно выжженных недавним пожаром, бесплодных окрестностей Иерусалима гора Елеонская, закрывавшая Иерусалим с востока, и долина Кедронская составляли благословенное исключение.
Пологий откос глубокой лощины, непосредственно примыкающий к городским стенам, был еще полон мусора и звенел отголосками крикливой суеты беспокойной столицы, но за извивавшимся на дне котловины потоком, называемым Зимним, уже расстилалась зеленая мурава, а несколько шагов в сторону привлекал к себе взоры тихий Гефсиманский сад.
Позади него возвышалась высокая гора Елеонская, яркая от зелени и подернутая голубоватым туманом. Там, среди деревьев, белели маленькие домики и усадьбы. На уступах горы зеленели виноградники и плантации фиговых деревьев. Остро подымались стройные пинии и одинокие кипарисы.
Как сеть спутанных белых тесемок, извивались по всем склонам тропинки. В воздухе мелькали нежные горлицы; проносились голуби, которые бросались в ветви могучего кедра, как только издали показывалась рыжеватая, тающая на солнце тень ястреба.
Точно от играющего ветерка колебались травы и хлеба и пряно испускали свой аромат белые и голубые иссопы, мята, чабер, шафран, раскрывали пурпуровые чашечки лотосы; на лугах расцветали конский щавель, высокая рута и дивные розы Сарона.
Западный склон горы, менее выжженный солнцем, был еще более плодороден, более роскошен, и тут-то и находилось одно из самых живописных мест окрестностей Иерусалима – деревушка Вифания, Из высокой Вифании перед путником расстилался чарующий вид на крутые побережья Иордана, синие скалы далекой Пиреи, суровую пустыню Мертвого моря и неясный силуэт гор Моава.
Самая деревушка, окруженная венком буков и платанов, состояла из нескольких скромных домиков, среди которых выделялся стоящий несколько в стороне дом из тесаного камня, с деревянной галереей, поддерживаемой красивыми резными столбами из кедрового дерева.
Двор и сад окружены были каменной стеной, роскошно увитой розами, плющом, козодоем и другими вьющимися растениями. На всей усадьбе лежал отпечаток достатка и бережливости: цистерна посреди двора прикрыта плитами из тесаного камня, дорожки усыпаны щебнем. В небольшом, тщательно возделанном саду маслины, фиговые деревья, золотистые шелковицы, цветник и небольшой виноградник. Украшением сада была редкая в здешних местах величественная магнолия.
