Его звали Эдгар, и он потерялся. Поскольку ему было шесть с половиной лет, он даже не мог выговорить как следует это свое имя. Спасибо родителям, постарались – и папа, помешанный на Эдгаре Аллане По, и мама, помешанная на «Припадочном» Эдгаре Кестерсоне из панк-группы «Jack-knife».
Правда, «Эдгар» звучало, когда взрослые на него сердились. Чаще они называли его Эдди или Малюткой, и в какой-то момент он решил, что это его второе и третье имена. Про себя-то он произносил все три имени прекрасно, а вот язык плохо его слушался. Вероятно, такова была компенсация за перегруженную память. Дело в том, что Малютка помнил, кем он был до того, как родился.
* * *
До последнего времени это не причиняло ему особых неудобств. К перенасыщенным событиями сновидениям он давно привык – как будто в темноте включался телевизор и показывал фильмы, которые предназначались не для него и на которые можно было не обращать внимания – до тех пор, пока смерть не подбиралась слишком близко.
Наяву порой возникали странные ситуации. Оказывается, о многих вещах он знал больше своих родителей, вот только держал это при себе, прежде всего потому, что не мог свободно разговаривать. Случалось, его так и подмывало дать папе полезный совет, но интуиция удерживала от опрометчивого шага – словно нужный момент еще не настал.
Его раздирали противоречия и терзали кошмары, пока память взрослого осваивала детский мозг. Впрочем, этот период был очень недолгим. Кажется, мама о чем-то догадывалась; он часто ловил на себе ее озабоченные и даже подозрительные взгляды, но ему даже не требовалось включать ответную улыбку – его лицо начинало излучать простодушие, стоило только открыть пошире большие серо-голубые глаза. Ни разу ей не удалось застать его врасплох. С отцом было проще; папиному тщеславию льстило, что его сын, как говорится, развит не по годам. Других странностей папа не замечал, да и не до того ему было.
В общем, Эдди был до известной степени предоставлен самому себе. Это его вполне устраивало; покуда детское тело находилось под опекой и защитой взрослых, он мог сколько угодно играть и общаться с дядей Эдгаром. С ним было интересно, намного интереснее, чем с родителями. Дядя Эдгар показывал Малютке всякие фокусы и разные штуки, которые, правда, нельзя было потрогать, потому что они появлялись и исчезали прямо у него в голове.
О самом дяде Эдди знал очень мало – тот тенью витал в его мыслях и снах. Он не знал даже, как дядя выглядит, и до определенного момента не был уверен, что таинственный напарник – мужского рода. Лишь однажды, когда дядя Эдгар увел его в какую-то пустыню, где были песчаные дюны, оазисы, шатры, люди в белых тюрбанах и горбатые лошадки, Малютка будто ненароком заглянул в наполненный водой медный таз. Мальчик увидел отразившееся в воде незнакомое мужское лицо – темное, с густой бородой и сабельным шрамом, который тянулся от уголка левого глаза до скулы. Разглядеть лицо получше он не успел. В следующее мгновение отражение было разбито упавшим в таз камнем; вода брызнула во все стороны осколками то ли льда, то ли витражных стекол, почему-то окрасившими песок в багровый цвет; в конце концов, вместе с твердеющей водой исчезли и державшие таз чужие руки…
* * *
Маленький Эдгар потерялся в супермаркете не без «помощи» большого Эдгара. Родители никогда не оставляли его в игровой комнате. Там ему сразу становилось скучно; он плохо ладил с ровесниками и не получал никакого удовольствия от примитивных игрушек. Куда интереснее было бродить по закоулкам огромного магазина в поисках штуковин неизвестного предназначения. Такие попадались редко, но если уж попадались, дядя просвещал своего юного друга на этот счет, и Малютка «слушал», открыв рот. Это были не просто слова (точнее, Эдди вообще не имел понятия о том, какой у дяди Эдгара голос), а то, что дядя показывал, было увлекательнее и волшебнее любого цветного сна. И ничем не отличалось от реальности.
Особую склонность дядя питал к предметам, известным с давних времен, хотя вкусы его были разнообразны и порой неожиданны. Он мог «поведать» потрясающую историю, задержав напарника возле какой-нибудь невзрачной вазочки; показать людей, умирающих в страшных муках, пока мальчик держал руку на черной книге с маленьким золотистым крестом, или, заворожив Малютку блеском новеньких кухонных ножей, ввести его в гипнотический мир, на изнанке которого сверкало оружие, лишь отдаленно напоминающее очертаниями своих мутировавших потомков.
Новый супермаркет находился в четырех кварталах от дома. Родители отправились туда, прихватив с собой Эдгара. В день открытия были обещаны соблазнительные скидки. Малютка знал: скидки – это когда можно купить больше за те же деньги. А вот дядя презирал деньги. У Эдди сложилось впечатление, что при наличии определенной смелости, ловкости и твердости духа можно иметь то, что хочешь, без всяких денег. Дядя умел брать то, что хотел, и когда-то
