Простоволосая женщина сосредоточенно плясала на пыльном деревенском перекрестке.
– Ба, чего это она, а?
– Известно чего, зло свое переплясать хочет, – объяснила Наталья и потянула меня за руку. – Пойдем отседова. Ведьма она.
Я поймала на себе невидящий, темный взгляд и, поспешно отвернувшись, запылила сандалиями вслед за бабушкой.
* * *
Хотите, я расскажу вам о магии? Только не о столичной, дипломами увешанной, – о настоящей.
Не сказку, не байку, а чистую правду.
Куда там дипломированным экстрасенсам против простой деревенской ведьмы! И не спорьте, расскажу, что сама знаю с малолетства.
В прежние времена каждому вихрастому подростку было известно, что погоду можно самому подправить. Дождик вызвать или солнышко, кому чего желательно и у кого на какое чудо силенок хватит. Некоторым особо одаренным соседи и односельчане предлагали по огородам ходить да тучи водить за деньги. Только деньги чудесами нельзя зарабатывать, грех это. Даром получили, даром отдавайте…
Леса под Воронежем колдовские, такие дебри сохранились, что еще царя Петра помнят! Один из таких заповедников – Рамонский район. До сих пор окружен легендами необитаемый замок, принадлежавший некогда графам Ольденбургским. Не прижились графы на подаренной царицей Екатериной земле, сгинули. Ходили слухи, что выжила только незаконнорожденная внучка последнего графа. Дочь графа спас от волков местный купеческий сын, с ним и прижила графиня девочку. Говорят, среди болот сохранился памятник – огромный волк, высеченный из черного камня.
Неподалеку можно увидеть «ведьмины круги» – круглые проплешины в траве, будто кто-то дерн содрал. Ходят слухи, будто это ведьмы для своих нужд приготовили. Если не хотите, чтобы память отшибло или еще чего похуже не произошло, обойдите такой круг десятой стороной.
С незапамятных времен стоит у слияния рек Дон и Воронеж село Малышево. В селе этом, говорят, все бабы – ведьмы. И среди мужиков тоже колдуны попадаются, но реже. Мужики вообще в этой местности хлипкие, низкорослые да «мухортые». Особенно в деревнях; в городе-то еще попадаются ражые, особенно из молодых; а в деревне парня, бывало, от старика не отличишь, вроде кто изнутри его высосал. Зато бабы какие! Крупные, статные, грудастые! А глаза! Такие глаза в автобусе как-нибудь на вас посмотрят, даже не со зла, а так – место, например, вы их владелице не уступили, – и все, считай, прострел дня на три обеспечен.
А что делать? Не мы такие, жизнь такая. Выживать-то надо. Семья большая, дети растут, мужик пьющий, весь дом на ней, все хозяйство. А там, глядишь, и свадьбы пора играть, и внуки пошли, и всем дай. Везде баба успеет: и на работу, и в огород, и в церковь сходит, и к гадалке заскочит, и колдуньей не побрезгует. К святому источнику в очереди стоит, а дома аппарат самогонный дымит. На мужа-алкаша сетует, но всех соседских мужиков самогоном снабжает.
– Детей надо кормить!
В Воронежской губернии не говорили «сглазили», тут либо «сделано», либо «наделано». Ни одна девка замуж без присухи не выходила. Наговаривали невесты и на вечернюю зарю, и на утреннюю, и на воду, и на водку – так, чтобы наверняка… Неважно, что потом всю жизнь – с горьким пьяницей; зато мой и больше ничей!
Конец ознакомительного фрагмента.
