1. Любовь предателя
Это вторая часть дилогии.
Первую часть «Прощай, предатель!» читайте
на странице автора
или по ссылке:
Как же много жен живет с иллюзией, будто хорошо знают любимого мужа!
Я тоже оказалась из таких.
Только вышла на позднем сроке в декрет, как застала своего с секретаршей.
- Даша, нет, - зверем хрипит он. - Как ты здесь..? Только не ты... Даша!!!
Онемев, молчу. А затем, глядя на мужа больными от ужаса глазами, начинаю отступать. Всë быстрее и быстрее.
- Это ничего для меня не значит! Есть только ты, маленькая. Завтра поедем на море и забудем обо всем!
- Засунь своë море знаешь куда?! - чувствую, что задыхаюсь. - Ты нас предал, Влад! Ты... нас... предал!
Боже, помоги мне. Боже мой...
Разворачиваюсь. Неуклюже бреду прочь, прижимая руки к своему тяжелому восьмимесячному животу. И невыносимо горькие рыдания сжимают горло с осознанием: это конец!
Декрет стал моим личным адом.
2. Глава 1. С кляксой на чистом листе
Даша
Старенький бабушкин дом встречает нас наглухо закрытыми ставнями и сильно заросшим палисадником. Сейчас, пока стоят холода, это не так заметно, но летом здесь наверняка буйствует сплошной бурьян, репейник и крапива в человеческий рост.
А ведь когда-то я лакомилась тут в детстве спелой малиной, сочной вишней и сладкой черной смородиной...
И всë же, несмотря на внешнюю заброшенность, за домом явно кто-то присматривает. Об этом свидетельствует и крепкий забор с несколькими свежими досками на прогнивших местах, и слабо протоптанная дорожка через ворота.
Я стою перед калиткой возле груды багажа со спящим на руках сыном. Машинально покачиваю его, с наслаждением вдыхая чистый деревенский воздух. Такой приятный и живой, прямо как в детстве! Пахнет влажной прелой соломой и немного сухим коровьим навозом.
- Сейчас к соседу Лукичу загляну, - говорит баба Люся, глядя на соседний бревенчатый дом. - У него ключи должны быть.
- Хорошо, я вон там подожду, - киваю на кучу старых бревен напротив административного здания с покосившейся вывеской «почта» на фасаде.
Две старушки в блеклых платках и теплых фуфайках, которые всë это время без стеснения наблюдали за нашим появлением, принимаются шушукать о чем-то между собой с удвоенной силой.
Я поглядываю на них с философским любопытством.
Деревенские бабушки не так уж сильно отличаются от городских в плане любви к сплетням, но смотреть на них намного интереснее. Они кажутся такими колоритными в своей естественности, что невольно вызывают умиление. Пожалуй, если бы они завели со мной разговор, я бы даже с удовольствием пообщалась с ними.
Впрочем, даже если у них подобные планы и были, то они не сбываются из-за скрипучей доски в хлипкой ограде за почтой. Она отодвигается в сторону, и прямо из дыры задом наперед выбирается сухощавый высокий пожилой мужик в драном плаще и кирзовых сапогах. К груди он бережно прижимает стеклянную трехлитровую банку с подозрительно прозрачным содержимым.
При виде меня, восседающей на бревнах со спящим ребенком, мужик с неожиданной галантностью отвешивает глубокий пьяный поклон.
- Здрас-с-сте... ик!.. барышня... - затем, посопев своим когда-то красивым орлиным, а ныне прожилисто-сизым носом, предлагает: - Домашней самогоночки отведать не желаете-с?..
- Да ты что, Кондрат, дурень старый, совсем очумел?! - возмущенно ахает старушка побойчее на всю улицу. - Не видишь, что ли, мамочка она молодая! Нельзя ей!
- Так что ж, раз родила, так не человек, что ли..? Я ж от чистого сердца! - чешет тот в затылке и неожиданно подмигивает мне. - Глядишь, и повеселела бы, а то мордашка больно грустная. Хорошо хоть не кислая, как у другой приезжей... как там ее бишь зовут-то, дай Бог памяти... э-э... Нонночки, во!
Это имя звучит в моих ушах своим двойным протяжным «н-но-о», как развратное страстное постанывание. А следом перед глазами моментально возникает копна длинных белокурых волос, которая покачивается вверх и вниз в такт движениям девицы, стоящей на коленях перед расстегнутой ширинкой моего мужа.
Я стискиваю зубы и силой воли отгоняю проклятое воспоминание.
Неужели мне теперь в этом имени всегда будет мерещиться бывшая секретарша предателя Владана?
Сизоносый Кондратий плюхается на бревно рядом и рассматривает меня с ног до головы с простодушной непосредственностью типичного деревенского рубахи-парня.
- Ты из города явилась, это видно. Чьей родственницей будешь?.. - косится он на бабушкин дом. - Не покойной ли Елены, учительки бывшей?
- Да, это моя бабушка.
- Добрая новость! А то жалко смотреть, как ее хозяйство хиреет год за годом. Лукич один не справляется, стар уже он, инвалид. А как тебя звать-величать?
- Даша.
- Хорошее имя, простонародное, - одобряет он и, поглаживая банку с самогоном, мечтательно вздыхает: - Я в свое время чуть не женился на одной Дарье, но не срослось! Так и живу один... Но, - гордо поднимает указательный палец, - на женское внимание не жалуюсь. Слабый пол меня любит-голубит, так что я еще ого-го! Есть порох в пороховницах, так и знай, Дашка. Но, к слову сказать, я уже почти созрел остепениться, ежели найду подходящую бабу. Чтоб красивая, материально обеспеченная и можно даже с вредным характером.