***
Снег безрадостно хрустел под копытами лошади, которая медленно пробиралась вперед, поочередно переставляя ногами, то и дело спотыкаясь и останавливаясь, пытаясь пройти сквозь метель и непроницаемо-плотный туман.
– Час, может два, может три, – нехотя отозвался Лоренс, не прекращая следить за дорогой. – Зависит от того, насколько быстро мы проедем центр.
– То есть ты не видишь дорогу? – догадался Райф. И я так отчетливо ощутила легкую панику в его голосе, зато голос Лоренса оставался как всегда нейтральным:
– Нет, не вижу. Но до съезда, как минимум десять миль. Плюс добавим туман и тяжелую дорогу, получается все двадцать. К тому же через несколько часов стемнеет окончательно, а туман еще больше осядет.
– Надеюсь, мы действительно здесь не помрем.
– Вы? Это вы-то помрете? – истерично закричал Эспен где-то позади. – Совсем уже оборзели что ли? Это я! Я помру! Ног своих уже не чувствую! Отнимутся скоро!
Я осторожно покосилась на Эспена, подъехавшего к нам с другой стороны. В отличие от него, что Райф, что Лоренс холода не чувствовали совершенно. Переправа через озеро, кишащее тварями, наглядно это продемонстрировала. Зато бедный Эспен замерз не меньше меня, только вот у него была маска, защищающая лицо, как и у остальных проводников. У меня такой маски не было…
Я жмурилась, старалась натянуть капюшон как можно ниже, но огромные рассыпчатые хлопья снега все равно проникали под плащ, забиваясь за шиворот. И ладно бы, если только за шиворот. Все лицо уже просто горело, щипало и жгло. Сколько бы я не уворачивалась, ледяные порывы ветра все равно болезненно обжигали кожу. Казалось еще немного, и с меня можно будет снимать ее живьем – я все равно ничего не почувствую.
– Кира? – намного тише спросил Лоренс, так чтобы слышно было только мне. – Все хорошо?
– Нет, – честно ответила я, судорожно растирая руки. – Я тоже уже ничего не чувствую, и лицо горит… больно.
Лоренс сильнее прижал меня к себе.
– Скоро разобьем лагерь, – пообещал он, но от его обещания сделалось только хуже.
Я вздрогнула, представив, что придется спешиваться и укладываться спать прямо в снег, под завывание ветра… в такой холод. Хотя на лошади ненамного лучше. Ноги свело, и последний час езды я вообще перестала их ощущать. Руки, несмотря на кожаные перчатки, промерзли так, что я не могла ни за что ими ухватиться, пальцы перестали слушаться. Да и плащ практически не помогал, ветер пробирал настолько, что приходилось прикусывать язык, чтобы не стонать.
– Любовь моя… – рассеянно прошептал Лоренс, – я попытаюсь вывести нас отсюда как можно скорее, но тебе придется потерпеть.
И я терпела. Честно терпела, но где-то еще час, а потом уже была готова выть, потому как все тело начало гореть… стало даже не холодно, а больно. До невозможности! Наверное, именно так происходит переохлаждение.
Кажется, я не сдержалась и все же застонала вслух, а ветер, словно издеваясь надо мной, стал задувать еще сильнее, швыряясь снегом прямо в лицо.
Стиснув зубы, чтобы они не стучали так громко, я закрыла лицо руками, пытаясь хоть как-то защититься. Только все напрасно. Потому что леденистые снежинки без проблем залетали за шиворот, неприятно сползая по спине и заставляя меня дрожать еще сильнее.
Лоренс в конце концов не выдержал моего копошения и, резко остановив лошадь, привстал на стременах.
Я вскрикнула, когда меня за шкирку приподняли в седле, правда, сразу же закашлялась и замолчала, так как подавилась холодным воздухом.
– Так лучше? Надеюсь, теперь ты не будешь мне мешать? – через плотную маску прошипел проводник, снова сосредоточенно вглядываясь в туман.
А я замерла, стоило только Лоренсу заставить меня уткнуться лицом к нему в грудь. В очень горячую грудь. Удивительно, как он может оставаться таким горячим, в то время как моя кожа приобрела нездоровый синюшный оттенок, а ведь это на нем всего лишь одна рубаха. А на мне шерстяные вещи, плащ, кожаные перчатки и длинный капюшон. Но если через пару часов меня кто-нибудь решит сравнить с ледяной скалой, то однозначно скала будет теплее!
Я всхлипнула и осторожно стянула перчатку с левой руки. Сделать это было нелегко, пальцы не слушались и совершенно отказывались сгибаться, но я все же смогла, только вот от вида своей руки, пережившей обморожение, стало нехорошо. Сейчас она приобрела точно такой же оттенок, как кожа Лоренса. Бледный, не синий и озябший, а именно бледный, как у покойника. И я не совсем уверена, что в этом виноват именно холод...
Придерживая перчатку, я осторожно положила левую ладонь на мужскую грудь. Руку сразу же защипало от резкой смены температуры, но даже несмотря на это, стало чуточку лучше. Немного помедлив, я точно так же протянула к Лоренсу и вторую руку.
Стон облегчения сам собой сорвался с моих губ.
Неожиданно захотелось засунуть руки ему под рубашку, но делать это без разрешения не хотелось. Однако следующий порыв ветра быстро меня переубедил.
– Это отвлекает, – не выдержав, усмехнулся Лоренс.
– П-пр-р-ости, – сочувственно прошептала я, отбивая зубами дробь, но руки не убрала, это уже было выше моих сил.
В ответ проводник лишь двусмысленно фыркнул, но злиться не стал, а я, воспользовавшись моментом, прижалась к нему сильнее, пряча лицо от ветра на мужской груди.
