Анна Ахматова: каша с тыквой и бычки в томате
«Еду мы варили редко – нечего было и не в чем», – писала Ахматова. К счастью, это относилось только к нескольким послереволюционным годам.
Корней Чуковский вспоминал: «Как-то в двадцатом году, в пору лютого петроградского голода, ей досталась от какого-то заезжего друга большая и красивая жестянка, полная сверхпитательной, сверхвитаминной „муки“, изготовленной в Англии достославною фирмою „Нестле“. Одна маленькая чайная ложка этого концентрата, разведенного в кипяченой воде, представлялась нашим голодным желудкам недосягаемо сытным обедом. А вся жестянка казалась дороже бриллиантов. Мы все, собравшиеся в тот день у Анны Андреевны, от души позавидовали обладательнице такого богатства».
В другое время она пусть и не роскошествовала, но могла себе позволить более-менее нормальную еду. И, соответственно, приобрести некие гастрономические предпочтения.
Одно из них – пшенная каша с тыквой. Коммунальная соседка Анны Андреевны вспоминала, как поставила такую кашу запекаться и попросила поэтессу присмотреть за ней – понадобилось срочно уехать. В качестве «гонорара» разрешила Ахматовой попробовать.
Возвращается и видит пустую кастрюлю. И Анну Андреевну: «Было так вкусно, что забыли вам оставить».
Вообще, сложившийся образ Ахматовой не соответствует действительности. Точеный профиль, строгая одежда, вечно прямая спина. Четкий ритм стихов. Точная мысль.
В результате Ахматову воспринимают как некое бездушное и холодное существо с промозглого невского берега. А ведь она была душевная, ужасно непосредственная, постоянно шутила, кого-то разыгрывала.
Как-то раз она, по своему обыкновению, остановилась в Москве у писателя Виктора Ардова, на Большой Ордынке. К нему же зашел старый ардовский друг, кадровый офицер. Человек глубоко порядочный, но чересчур прямолинейный. Сказал, между делом, что видел, как у метро «Новокузнецкая» продают ананасы.
«Что же ты нам не купил ананас?» – возмутился Виктор Ефимович.
И, повернувшись к Ахматовой: «Анна Андреевна, вы когда-нибудь слышали, чтобы в приличный дом приходили без ананасов?».
«Никогда в жизни», – моментально поддержала розыгрыш Ахматова.
Гость быстро встал из-за стола и через двадцать минут вернулся с ананасом.
Сын Виктора Ардова Михаил вспоминал, как Ахматова просила его сходить за продуктами: «Купи, пожалуйста, ветчины, хлеба, сыра и… (Анна Андреевна, немного стесняясь, опускала глаза) баночку бычков в томатном соусе».
Эти бычки в томате, безо всякого сомнения, можно отнести к числу любимых блюд Ахматовой.
Любила поэтесса и грибы, тушеные в сметане с зеленью. Сильва Гитович, подруга поэтессы, вспоминала: «С утра я уходила за грибами, набирала полную корзину, долго чистила, а потом тушила особым манером, как любила Анна Андреевна, с луком, сметаной и перчиком. „Вы меня балуете, – кокетливо растягивая слова, говорила она, – грибы прелестны“».
Живя на даче в Комарове, Ахматова сама нередко выходила за грибами. Как правило, одна. И возвращалась с неплохим «уловом».
Но каша с тыквой и грибы – деликатес. А каждодневная еда – картошка с квашеной капустой.
«Не помню, чтобы хоть раз у нее было что-то еще», – писала ее хорошая знакомая, литературовед Наталья Роскина.
Был в ходу яблочный пирог. Но не простой, а с черносливом. И не просто с черносливом, а с предварительно вымоченным в каком-нибудь крепком алкогольном напитке. И, опять-таки, как и грибы, со сметаной.
Поэтичный пирог.
Ахматова вообще была неравнодушна к пирогам. Балерина Татьяна Вечеслова вспоминала: «Помню, шла я навестить ее. Не могла найти в городе цветов и вдруг, зайдя в кондитерскую, увидела горячую аппетитную кулебяку. Снесу Анне Андреевне, не обидится она на меня. Я оказалась права. Она по-детски искренне обрадовалась пирогу.
– Вот хорошо! Будем сейчас чай с кулебякой пить… И так мило, просто и уютно сидели мы за чаем, ели кулебяку, говорили о самом прекрасном высоком искусстве – поэзии».
При этом еда для Ахматовой – не просто еда. Это еще и поэтический образ:
Звенела музыка в саду
Таким невыразимым горем.
Свежо и остро пахли морем
На блюде устрицы во льду.
Чаепитие и даже застолье нужно не для того, чтобы пьянствовать и наедаться, а чтобы интереснее, затейливее вилась нитка разговора. Актер Алексей Баталов вспоминал: «Чашки и какая-то нехитрая еда, между делом сменяющаяся на столе, были не более чем поводом для собрания, вроде как в горьковских пьесах, где то и дело по воле автора нужные действующие лица сходятся за чаепитием».
Чай и еда были основой ритуала, который следовало строго соблюдать. Даже если на всех присутствующих приходилось всего три печенья, их не делили поровну, разламывая на кусочки. Их клали в нарядную вазочку. И выходило так, что даже в самый страшный голод на столе стояла вазочка с печеньем.