В одной очень дальней и дивной стране,
Где тихо склоняясь ветвями к земле
Шумели листвою плакучие ивы,
Русалки где пели, смеялись игриво,
В плющом утемненном старинном дворце
Царила принцесса в лилейном венце.
На диво мила и пригожа была
И всех кавалеров сводила с ума.
Но, видно, в тот день, когда красотой
Ее одарил Бог щедрой рукой,
Умом оделить Господь позабыл,
Наверное, ленивым в то время он был.
Играя, смеясь, принцесса росла,
Не зная ни устали, горя и зла,
По парку резвилась она как дитя,
Учебе своей уделяя ни дня.
Одно лишь проклятье лежало на ней —
Лишь станет принцесса немного взрослей,
Ей свыше дано обручиться с уродом,
С простым пареньком из простого народа,
Не с принцем, красавцем, высоких кровей,
С горбатым и нищим из бедных семей.
Но верить в наветы она не желала,
А дальше резвилась, играла, скакала.
Кручинились мать и отец, горько плача, —
«Растет наша дочь без ума, только скачет;
Пора приняться хотя бы за книжки,
Но, видно, глупа от рожденья, малышка».
И вот без оглядки промчались года
И замуж принцессе давно уж пора.
И вьются стрижами вокруг кавалеры,
Но наша принцесса по детской манере
В ответ лишь смеется и всех отвергает,
И – глядь! – ее нет. Она убегает
И мчится в сплетенье тенистых аллей,
Где яркий кузнечик приметился ей.
И так бы остался король без внучат,
Коль случай один все решил невпопад.
А дело все в том, что, гуляя однажды
По парку, принцесса (когда нам неважно)
Случайно на камень один набрела
И странную тень увидала она.
И ей любопытно. Она подошла
К подножию камня и тень позвала.
И тень вдруг ожила. И вот перед ней
Не зверь оказался – намного страшней —
В зверином обличье простой человек,
Горбатый и карлик к тому же навек.
От ужаса дочь королевских кровей
Вскричала и – нырк – в укрытье ветвей.
И сердце забилось тревожней и чаще,
И странное чувство тянуло томящее.
И долго она не могла отвести
От карлика взора. «Принцесса, прости, —
Промолвил несчастный, – тебя напугал,
Но Бог за уродство мое все воздал.
Я знаю науки и в травах смышлен,
И лес – моя крепость, надежный мой дом.
Здесь я обретаю покой и отраду,
Но нету на сердце желанной услады.
Твой образ один меня вдохновляет
И в тяжкие ночи мой разум питает.
Я счастлив, что вижу тебя, но поверь:
Я изгнанный прочь, я скиталец, я зверь.
И если бы боги были честней,
Гулял бы красавцем средь пышных ветвей,
Не знал бы страха, гонений, упрека,
Но, видно, судьба моя очень жестока.
Теперь же прошу, уходи поскорей,
Забудь обо мне, сладкий сон мой развей».
И странную речь ту услышав принцесса,
Покинула чащу тенистого леса,
К уроду неслышно она подошла
И тихо сказала: «В тебе есть душа.
Ты очень умен, а я ведь глупа,
Но вместе нам быть предрекала судьба.
Я думала, что проклятья пусты,
Но, видно, ошиблась. Меня ты прости.
Глаза твои очень грустны и печальны,
В них часть очень древней, забытой всей тайны.
И к тайне той тянет меня, словно птицу
В далекие страны. Ты молвишь: проститься.
Проститься с тобой не хочу я теперь,
Ведь ты человек, некрасив, но не зверь».
Без страха она подошла к пареньку
И руку свою протянула ему.
И странное диво случилось в том миг:
Краса без ума и знаний родник,
Источник без формы в уродском обличье
Слились воедино, не стало различий.
Не нужно слов – принцесса поумнела
И оттого вдвойне похорошела
И отдала частицу красоты
Тому, кто ум отдал ей и мечты.
Краса без ума – как гулкий сосуд:
Он радует глаз, а все-таки пуст,
А ум без красы – страдалец, изгой,
Не знающий счастья, надежды, покой.
Финал этой сказки известен любому:
Любовь побеждает, а как по-другому.
Они обвенчались и кучу внучат
Отцу подарили, и он был так рад,
Что даже проклятья бывают правдивы,
А люди довольны и дети счастливы.
Одну легенду вам поведаю, друзья,
О вечном споре сил добра и зла,
О древних королях, святых отцах,
О тех, кто обратился давно в прах.
В земле, рождающей сынов для битв,
В Ирландии, где вольный дух царит,
Король великий правил мудро.
И вот однажды ранним утром
Велел гостей он звать на пир.
Богат ли гость, ли будет сир,
Он всех позвал, но позабыл
Он колдуна позвать на пир.
Тот был колдун горазд для зла
И проклял он за гордость короля.
Изрек в своем проклятье он:
«Для славных дел король рожден,
Тебя не стану трогать я,
Но пострадают сыновья.
Твой старший сын за все года
С законом будет не в ладах.
И участь среднего сынка
Уже давно предрешена:
Он руки кровью обагряя,
Всю жизнь с ножами проведет
И гибель в них свою найдет.
И вот для младшего черед:
Он будет беден и за труд
Ему ничто не подадут».
И страшные слова произнеся,
Над изголовьями кроватей
Трех проклятых им братьев
Трех воронов он вызвал из огня,
Три статуи, три изваянья,
Неразрушимых три созданья.
И никому не удалось
Разрушить их. Так повелось,
Что стал король в тоске дряхлеть
И сыновей своих жалеть,
Не отпускал их от себя,
Боясь проклятий колдуна.
Но вот однажды в темные палаты,
Где проводил король все дни,
Пришел монах, по виду небогатый,
Босой к тому же, без слуги.
И он сказал, увидев короля:
«Помочь могу. Скажи мне, в чем беда?»
Король устало произнес:
«Не в добрый час твой Бог принес
Тебя, монах, но уж изволь,
