посвящаю Подольской Татьяне Алексеевне
Я уже родился изгоем,
Увидев мир ужасным и шумным,
Родители показались мне монстрами,
Со смешными и нелепыми конечностями,
Они что-то верещали тёмными провалами,
В жёлтых мигающих шарах.
Может были рады, может огорчились,
Моему появлению в этот грешный мир…
Отец и мать жили в одном селе,
И знали друг друга с детства,
Их было двое из многоликой массы человеческих существ.
Осознав мир, я понял свою духовную чужеродность,
В этой однообразной толпе,
В которой я зрел.
Учился на отлично, переходя из младшего класса, в старший,
И так, поднимаясь до 8-го класса, я устал учиться,
Почувствовав себя беззащитным в этом хаосе жизни,
Возникла дилемма: быть тимпаном или слиться с однородной массой,
Юным мозгом незрело думал, что в толпе легче жить,
И строить свою судьбу.
Но душа моя кровоточила и скорбела,
Я рос как сорняк, питая себя пороками среды,
Наперекор Психее, метался по жизни, ища духовный рай,
Меняя людей и места,
Был судим, превратясь из робкого и ласкового юнца,
В грубое и жестокое животное.
Брёл по судьбе безрассудно, тратя года впустую,
Но ощущал по наитию в себе некий духовный потенциал,
Чего-то великого, и ждал, ждал, ждал своего часа,
И этот час настал!
Это произошло случайно. Оказавшись в состоянии ожидания как пассажир,
Я прочёл несколько просодий полузабытого немецкого поэта Гёльдерлина,
До этого жадно алкал литературную прозу, презирая версификацию,
Считая этот жанр детским,
Но, прочтя Гёльдера, моя душа расцвела,
Засияла радужными лучами, я будто родился заново,
Увидев мирозданье новыми веждами.
А небесный разум открыл врата божественной энергии,
Из которой порой льются слоги, фразы, образы, рифмы.
Официально я не имею документа знаний, но напитан разной информацией.
Источник для физического существования плоти,
Грязная механическая работа для низкоинтеллектуального слоя человеческих существ.
Мне 60 лет,
Невольник грязного труда, по призванию – интеллектуал,
Родившийся не в своей среде.
Искренне ваш Витторио Подолини.
Маме
Пылало солнце,а под ним,
раба светилась кротким ликом,
в благоволении великом,
и мир был ею озарим.
Весь мир в руках её блистал,
рождалась тайна откровенья,
богов торжественное пенье,
лилось прозрачней чем кристалл.
И воцарилось торжество,
любви и блага – совершенство,
её душа пила блаженство,
с богами празднуя родство.
Рабу манила соль земли,
она стелилась нежной тенью,
и уподобилось виденью,
в зерцале меркнущей дали.
Ни ветр,ни облики Эреба,
не в силах в ней свечу задуть,
её божественную суть,
средь горних нив в обьятьях Феба.
И пусть богов небесных гимны,
Раба услышит в тишине,
в могилке маленькой,на дне,
где даже корешки наивны.
Я злой напиток искусил,
во мне забилось счастье,
та жизнь,что горечью месил,
попрала дни ненастья.
Все токи вспенились во мне,
набухли плоти члены,
мой мозг вскипел как на огне,
и кровью вздулись вены.
А страх былой как трус затих,
я власть обрёл над миром,
безумен стал, и плотью лих,
среди богов, сатиром.
Пусть пьяным слыть я не хотел,
но ядом кровь насытив,
беду несу средь прочих тел,
и горсть весёлой прыти.
Мне мнилось будто я в раю,
там бога ублажаю,
но дух кричал во мне "Горю!"
"И тело покидаю!"
Я злой напиток искусил,
но не было уж счастья,
мой дух меня,во мне убил,
и душу, и причастье.
Я на дне,я пустой,
И во мне клики ран,
Я не царь,я простой,
Средь колосьев,бурьян.
На мне нету имён,
Только сталью хребет,
У победных знамён,
Не нарушу обет.
Я покорность свершу,
у подножья веков,
Где кумира, спрошу,
Где на небе альков
И терзает меня,
Ненасытная скорбь,
Я грядущего дня,
Изнурённая горбь.
Свяжу в полях все колоски,
Что б чресла солнечные скрыть,
И в оклахомские пески,
Дожди кровавые пролить.
Из стад ,взращённых на убой,
Что напитали плотью мир,
Где злобный ангел принял бой,
С звездой вселенскою,Маир.
Пусть колышется свет,
На узорной стене,
Как блистанье монет,
Он почудился мне.
И неги сбывшихся утех,
Уж не умножат ход веков,
Я помнить буду близко тех,
Кто мне не близил тихий ров.
И стонет старая свирель,
Над издыханной тенью тьмы,
Где вёсн разбрызганных,апрель,
Где чёлн серебрянный,и мы.
Логаэды пишу,
Не судите меня,
Я в стихах воскрешу,
Душу краткого дня.
Уношу,уношу!
Я частицу огня,
В мир иной поспешу,
Проводите меня!
Грехи кровавятся в судьбе,
В них души никнут и таятся,
И сонмы слизней зла роятся,
В сокрытой вехами алчбе.
Что жаждет мрака, и раздора,
В толпе убогой и слепой,
Где смерти властвует разбой,
И клики дьявольского хора.
Вкруг пир кровавых упырей,
В безумной оргии ярится,
И танцем жутким, дьяволица,
Зыбит у адовых дверей.
Как корчи тел полуистлевших,
В гробах, средь капищных могил,
Трясётся пласт, земельный ил,
Под грохот молний отлетевших.
На пепелище дней усопших,
Летают сны грядущих лет,
Где мгле мерещится рассвет,
И ветры гор, во мхе утопших.
Дымит земля от влаги алой,
И василиск от жатвы рдян,
Он светом ада оссиян,
И дремлет, от алчбы усталый.
Вот у клоаки смрад струится,
В распухших трупах, аль стигмат,
Костей гниющих маскарад,
Сплетеньем аспидов багрится.
Вот увлечён Аид стенаньем,
Упадшим духом покорён,
