Российская империя, Санкт-Петербургская губерния,
поместье Пашковых,1749 год, Апрель
Вечерняя летняя прохлада опустилась на поместье. Шум вековых сосен и трели ночных птиц проникали в приоткрытое окно девичьей спальни. И лишь далекий лай дворовых собак то и дело нарушал тишину. Полумрак комнаты освещала одна-единственная свеча.
— Нянюшка, милая, расскажи сказку, — попросила маленькая Катюша, устремив пронзительный наивный взор на приятную полноватую старушку.
Евдокия Никитична поправила одеяльце у старшей девятилетней Лизоньки, которая уже лежала в своей постели, и, поцеловав русоволосую девочку в лобик и перекрестив ее, обернулась к Катюше.
— Все бы тебе, стрекоза, сказки слушать, — с любовью пожурила девочку няня, кряхтя, направилась к кроватке второй девочки и уселась на ее постель.
Семилетняя Катюша, уже чуть приподнявшись на локтях, приветливо улыбнулась Евдокии Никитичне, сверкая в темноте яркими голубыми глазками.
— Ложись на подушку-то, — велела ласково няня девочке и провела рукой по ее темноволосой головке, улыбнувшись в ответ. Катюша послушно опустилась и, вытащив тонкие ручки из-под одеяла, внимательно посмотрела на няню. — Ох, опять свои гляделки уставила, — пожурила ее старушка. — Говорила же тебе, не смотри так пристально да прямо. Девушка должна глаза долу держать.
— Отчего же, нянюшка? — удивленно спросила Катюша.
— Оттого что девичий стыд иметь надо. А твои-то глазки уж больно хороши да ярки, коханочка моя, — ласково заметила Евдокия Никитична, поправляя одеялко девочки и гладя ее по ручке. — Синь-то глазок своих небесных ты под ресничками прячь, а то леший увидит их да утащит тебя в чащу.
— Как это утащит? — испуганно пролепетала девочка.
— А разве лешие и вправду есть? — тут же подхватила замирающим голоском Лиза, чуть приподнявшись на кроватке и смотря в сторону няни.
— А как же, — кивнула со знанием дела Евдокия Никитична. — Он в дремучем лесу живет. Да людей, которые заблудились, к себе в чащу на болота заманивает, а самых красивых девок сам крадет.
— А батюшка говорит, что леших на самом деле нет и это все сказки, — вспомнила Лиза.
— Это потому, что он не видел его. А народ-то правду сказывает. Так что одни, яхонтовые мои, в лес не хотите.
— А как же землянику лесную собирать? — спросила Катюша.
— Берите с собой кого из дворовых или из девок сенных, а то матушка ваша очень печалиться будет, если леший утащит вас в свое логово. Он уж страсть как красивых девок любит заманивать в свои дебри.
— А зачем ему девки?
— Он их привораживает да в жены себе берет. Затем они лешайчат рожают. А девицы так и живут, горемычные, в лесу, ибо выйти из заколдованной чащи не могут, оттого что леший им тропы не показывает.
— А как узнать этого лешего, какой он? — поинтересовалась тихо Катюша, замирая от страха.
— Да люди сказывают, что облик его разный бывает. Может привидеться он ростом с дерево, а может и карликом. Одежи-то у него лохматые из шкур да коры лесной. На человека похож, только страшный да обросший весь. А глаза-то у лешего всегда зеленые, колдовские, такие, что могут заставить человека забыть обо всем и дом свой, и родню…
— Нянюшка, мне страшно. А вдруг нас тоже леший украдет? — пролепетала Лизонька, которая была хоть и старшей, но более боязливой, чем младшая сестра Катенька.
— Вот поэтому и говорю вам, коханочки мои, глаза-то опускайте да одни не гуляйте по лесу, — объяснила няня с любовью.
— Но как же, нянюшка, а разве никто не может помочь этим несчастным девицам? — вдруг спросила Катюша, которая была довольно бойкой девчушкой. — Разве жених девицы не может убить этого лешего и вызволить ее из леса?
— Если жених отважится в заколдованную лесную чащу идти за невестой своей, то, конечно, может попытаться спасти девицу, если найдет ее. Но убить-то лешего невозможно, — завораживающим голосом произнесла няня. — Ведь он дух лесной… и обличья принимать всякие может… да и невидимым стать… одолеть его никак нельзя…