ВВЕДЕНИЕ. СЕМЬ ЛЕТ НАЗАД.
-Ну как , малышка, ты волнуешься? - папа как всегда подкрался незаметно и если бы не запах, окутавший меня ароматом самого родного существа на свете, я бы и не догадывалась что он стоит за спиной.
- Не - а! Почему я должна волноваться? Я же хорошо знаю всё, что нужно! Ты же сам меня учил!
- Учил, малышка! - подтвердил отец, подхватывая меня на руки и подбрасывая высоко в воздух, заставляя восторженно завизжать и раскинуть руки навстречу небу. И ещё раз! И снова! Папа отправлял меня в полёт, ловил, на секунду с нежностью сжимая в объятиях и подбрасывал опять. И когда я, почти охрипшая от крика, наконец оказалась на твердой земле, то вовсе не была уверена, что мне не послышались едва слышно сказанные отцом слова: "Ты знаешь, всё что нужно, моя девочка, но, к сожалению, вряд ли этого будет достаточно!"
Первый день в новой школе был волшебным. Я с родителями стояла среди других оборотней моего возраста, впервые так близко к чужим, незнакомым волкам и слушала приветственную речь взрослого, уже совсем седого учителя. Затем торжественно повторяла за ним короткую, но такую важную для меня, ученическую клятву. И ловила на себе удивленные взгляды. Да, на меня смотрели очень и очень многие из присутствующих в школе детей и взрослых. И многие из них, кажется, хотели что-то сказать своим соседям, но потом их взгляд падал на папу, крепко держащего меня за руку и волки внезапно замолкали и отводили глаза. А потом всё стало не важно, потому что торжественная часть закончилась и нас повели знакомиться со школой, своим учебным кабинетом и одноклассниками.
Это было вчера. А уже завтра мне предстояло впервые пойти в школу самой. Уже без папы. Я настояла на этом, уверенная, что сейчас, когда я стала ученицей, а значит почти что взрослой, именно так и должно быть. И родители согласились. Согласились, не смотря на то, что от запаха маминой тревоги у меня сводило зубы и хотелось спрятаться в дальний уголок и тихонько повыть. Согласились, когда папа сказал, что я, и в правду, уже выросла и надо хотя бы попытаться. Что он имел ввиду под этим "попытаться" я так и не поняла. А ещё мне тогда сказали, что я, если захочу, могу по прежнему учиться дома и ходить в школу только на экзамены. Правда почему я могу этого захотеть я не поняла тоже.
Я ободряюще улыбнулась маме, закинула на плечо сумку с несколькими тетрадками и решительно направилась к калитке. Сегодня был мой первый день взрослой жизни. До школы было совсем недалеко: выйти за пределы города, пересечь узенький ручеек впадающий в Барнаулку, пройти небольшой сосновый лесок, за которым, на берегу небольшого озерца, и стояла Она. Моя школа. И я почти дошла до неё, впереди уже виднелись высокие кованые ворота, когда из-за поворота тропинки показалось группа старших ребят, почти мгновенно окруживших новую ученицу.
- Ты что здесь делаешь человечка? - поинтересовался у меня черноволосый мальчишка, возвышавшийся надо мной почти на голову.
- Иду в школу,- сегодня я была настолько счастлива, что даже презрение в его голосе не смогло меня задеть.
Вот только мальчишку, почему-то, совсем не устроил мой спокойной ответ, и он, шагнув вперёд, насмешливо протянул:
- И кто же сказал тебе, человечка, что таким как ты можно в нашу школу? Шла бы ты отсюда по-хорошему, пока мы тебя по плохому не попросили!
И он протяну руку к висевшей на моём плече сумке. Мне это не понравилось! Совсем! И, чувствуя что затевается что-то нехорошее, я отступила назад и сердито выдохнула:
- Я оборотень! Поэтому тоже могу учиться в этой школе!
- Чтоооо? - удивленно протянул пацан, - нет, ребята, вы слышали? Она говорит что оборотень!
Со всех сторон послышались весёлые смешки. А парень, снова обратив внимание на меня, продолжил:
- А ну докажи! Можешь обернуться? Прямо сейчас?
- Нет, - прошептала я, отступая еще на шаг. Я уже вполне контролировала процесс оборота, но папа перед тем, как разрешить мне посещать школу, строго-настрого запретил показывать кому-либо свою вторую ипостась, без особой на то необходимости. А сейчас такой необходимости, очевидно, не было.
- Я же говорил тебе, Эд! - вступил в разговор ещё один мальчишка, стоящий прямо за черноволосым, - не оборачивается она! Это всё сказки!
- Какая же ты волчица, если не оборачиваешься, - насмешливо протянул мой собеседник, - и какая тебе может быть волчья школа? Иди отсюда, человечка, и дорогу обратно забудь!
- Человечка!
- Человечка!
- Прочь отсюда!
- Пошла вон!
Зазвучали со всех сторон злые голоса. И я не выдержала. Мне, той что всегда только берегли и любили, было настолько непривычно оказаться среди незнакомых, враждебно настроенных ребят, что я не выдержала и побежала.
Они гнали меня, как добычу, окружали, улюлюкали, кричали в спину обидные слова, называли человечка и пустышкой и, наконец, загнали. Я оказалось в тупике между высокой оградой школы и берегом озера, плавно уходящим в воду.
- Попалась! - довольно констатировал черноволосый и вырвал у меня из рук школьную сумку. Я беспомощно посмотрела на пустые руки, на сумку, которую с таким нетерпением и радостью собирала сегодня утром, медленно тонущую на середине озера, и мир перестал существовать. А изумленные зрители смогли наблюдать почти мгновенный оборот девятилетней девочки в крупную, значительно больше своих сверстниц, волчицу. Потом, много позже, вспоминая этот момент Эдвард думал что он, пожалуй, вполне мог бы тогда успеть обернуться. Мог бы, но не успел, вместе с остальными ребятами с изумлением глядя на выбирающуюся из разорванного платья зверюгу. А потом времени не осталось, потому что хищница оскалила зубы и бросилась на него, метя в горло. И единственное, что мальчишка успел сделать, это прикрыться рукой, в которую через мгновение безжалостно впились острые клыки.
