(– Большое спасибо вам, доктор…)
Иван Степанович собрался жить очень долго, так долго, что даже планы построил на своё светлое будущее. Он был лихим оптимистом, и всё у него получалось. Ведь это так здорово, среди обычных серых будней быть оптимистом, то есть – человеком, который даже вместо крестов на кладбище всегда видит плюсы и радуется всему на свете.
Да, да, да! Это было именно так! Он радовался всему: новому дню, случайно залетевшей птичке на подоконник, бабульке возле церкви, которой не жалко отдать мелочь… И прочим мелочам он тоже всегда радовался, восторгаясь ими исключительно как-то по-детски. Ветер ласкал лицо и кончики его строгих ресничек, над головой всегда светило яркое солнышко, оно ему светило даже тогда, когда на улице шел дождь. Ведь солнышко светит на самом деле и в дождь, но только там – выше, за тучами, но это знают только лишь оптимисты. Остальные в дождь об этом как-то совсем не задумываются, стоят себе под зонтиками и только и делают, что уповают на плохую погоду.
Так всё бы и продолжалось у Ивана Степановича, если б одним прекрасным утром он не попил холодного молока прямо из холодильника. Мама всегда ему говорила: – Ваня, не пей холодное молоко из холодильника, а то заболеешь, но маму на этот раз он не послушал и попил холодное молоко прямо из холодильника. Наутро поднялась температура, так неслух оказался на приёме к врачу.
– Итук, итук… – робко постучался Иван Степанович в дверь терапевта, когда подошла его очередь. – К вам можно – просунул он голову через приоткрытую дверь, но тут на мгновенье осекся, услышав окончание разговора врача с кем-то по телефону, от чего ему стало как-то не посебе.
– Да, да! Готов, уже отошел! – переворачивал врач карту недавно здравствующего больного. – Вчера вечером, слава Богу, представился. В нашем морге лежит как огурчик, завтра можно похоронить. Что, что говорите…? Как чувствовал себя пред смертью? Настроен был очень оптимистично, говорил, аппетит хороший и что скоро выпишется, и выписался, правда, на тот свет… А умер, знаете быстренько, легко и вовсе не мучился – кивал головой доктор. – Оно, знаете, хорошо, когда так помирают. А то представьте себе, лежит человек, потолок сверлит взглядом и думает, что конец у него один, от этих мыслей потом заворачивается, от чего ему становится тошно и жутко невыносимо. Да, да, да… конец у всех один однозначно, вы совершенно правильно говорите… – услужливо закивал доктор в конце разговора, и, попрощавшись, положил трубку на аппарат.
– Входите – кивнул врач Ивану Степановичу, а потом, встав из-за стола, небрежно пододвинул ему ногой стул. – Садитесь, пожалуйста… – подозрительно посмотрел он поверх очков на своего пациента так проникающе, от чего во взгляде врача Иван Степанович заподозрил явно что-то неладное. Уж больно странно как-то его разглядывал доктор, от этого взгляда по спине у Ивана Степановича поползли колючие такие мурашки…
– На что жа-лу-е-тесь…? – нараспев спросил его доктор, не отводя блуждающего взгляда от пациента.
– Да вот, самую малость простыл, молока из холодильника, знаете ли, холодного хватанул… – подавившись воздухом от волнения, в кулак сухо закашлялся Иван Степанович.
– М…да… – вот если бы вы вместо молока холодного пивка хватанули, не так было обидно… – продолжал пристально рассматривать врач пациента. – Вон, какой кашель гулкий у вас, и вообще, налицо все признаки глухого туберкулёза самой что ни на есть запущенной формы… – взглядом сверлил доктор поверх очков уже начинающего белеть Ивана Степановича. – Ваш цвет лица говорит мне о том же, посмотрите на себя в зеркало, вы весь белый, как глист.
Тут Ивану Степановичу стало совсем плохо и он, качнувшись на стуле, невзначай приблизился к доктору.
– Не приближайтесь ко мне, возможно, что вы ещё и заразный! – замахав брезгливо руками, нервно соскочил доктор со стула. – Вот вам повязка-намордник, а то ещё чего доброго и меня заразите. Сейчас выпишу вам направление на анализы, и вы бегом, нет, вы меня слышите, пулей сдадите анализы и сразу ко мне без всякой там очереди, вы меня поняли…?! – переспросил врач пациента.
Конец ознакомительного фрагмента.
