Каждый маленький город интересен по-своему. Один знаменит древним дубом, под которым отдыхал после битвы великий маг. Другой – статуей завоевателя. А в Кенсал-грин достопримечательностей было аж две – старинное кладбище и королевский склеп на нем.
Когда Ева была маленькой, королевский склеп приносил цветочной лавке ее родителей немало денег и радости. Со всего Альбиона съезжались туристы, чтобы полюбоваться на него. А в храмовые дни ровно в полдень на центральной площади останавливалась вереница экипажей. Толпы гостей из столицы отправлялись на кладбище – помянуть своих предков. И, конечно же, всем требовались цветы.
Да что говорить – раз в год в Кенсал-грин появлялась сама королева! Она величественно спускалась с подножки огромной золоченой кареты, шла пешком к мрачной глыбе королевского склепа, заходила внутрь с малой свитой, а на выходе раздавала зевакам мелкие монеты и “королевскую милость” – маленькие булочки, политые цветным сахаром.
Окрестные ребятишки и нищие с нетерпением ждали “королевского дня памяти”. Они с удовольствием принимали угощение и мелочь. Ева тоже частенько сбегала из дома и стояла с толпой зевак в надежде урвать монетку из рук ее величества. Хотя и знала, что потом за это влетит – родители не одобряли такое поведение.
Однако этим мартовским вечером на площади было тихо и пусто.
Когда дилижанс остановился, Ева выглянула в окно и потаенно вздохнула: она не была в родном городе больше десяти лет! Оказывается, Кенсал-грин серьезно изменился. Она не узнавала домов, окружающих площадь, и совершенно не понимала, куда ей идти, как отыскать собственное жилище.
После смерти родителей Ева жила у тетки в поместье. А пять лет назад, едва ей исполнилось восемнадцать, ее спешно выдали замуж, чтобы избавиться от лишнего рта.
Так мисс Ева Олфорд стала миссис Доутсон и уехала с супругом в столицу.
Все эти годы она не подозревала, что они с мужем живут в долг. Может, и хорошо, что богиня не дала им детей. Потому что в один далеко не прекрасный день Патрик Доутсон разложил на столе стопки счетов и займов, а затем пустил себе пулю в лоб.
Наутро после похорон явились кредиторы и сообщили заплаканной вдове, что дом давно заложен, картины, украшения, мебель – тоже. И все, что она может забрать с собой – это траурное платье, шляпу и смену белья.
Правда, Еве удалось припрятать в панталонах кошелек с остатками денег на домашнее хозяйство. А еще она вспомнила, что в родном городе у нее осталась цветочная лавка – наследство от отца.
Бумаги на лавку пришлось искать и доставать в присутствии кредиторов. К счастью, Патрик был слишком ленив, чтобы оформить имущество жены на себя, так что владельцами лавки все еще числились мистер и миссис Олфорд.
Потом Ева просто вышла из дома и купила билет на ближайший дилижанс в Кенсал-грин. Ее никто не остановил и никто не спросил, куда и зачем она едет.
Это случилось сегодня утром в Лондиниуме. А сейчас Ева нервничала, ожидая, пока пассажиры выйдут из дилижанса.
Первыми со ступенек спустилась парочка деловитых стряпчих. Затем старушка в невероятно пышном чепце, две утомленные девицы, вернувшиеся в родной дом из пансиона, и наконец настал ее черед.
Все быстро разошлись, только Ева топталась на месте, крутя головой и силясь припомнить дорогу. Потом вздохнула, поставила на мостовую скромный саквояж и спросила у возницы:
– Простите, сударь, вы не подскажете, как пройти на Цветочную улицу?
– На Цветочную? – возница удивился, но показал рукой: – Вам туда, сударыня, между тех домов. Идите в сторону кладбища, не ошибетесь!
– Благодарю! – чинно ответила молодая вдова и, взяв багаж, двинулась в указанном направлении.
***
Идти пришлось долго, и постепенно Ева начала узнавать дома.
Впереди показалась небольшая кладбищенская часовня и ворота. Они были точно такие же, как в те времена, когда она девчонкой бегала сюда по праздникам, на раздачу “королевской милости”.
Еще пять минут стараний – и Ева остановилась перед небольшим двухэтажным домиком с заколоченной дверью и окнами.
Да, лавка с трудом пережила минувшие годы. Стены облупились, крыша заросла зеленым мхом, цветы в горшках у крыльца погибли, а из специальных ящичков на подоконниках грустно торчали засохшие ветки. Уцелел только шиповник, обвивающий маленькую арку, ведущую к лавке.
Проходя сквозь нее, Ева невесомо погладила плотные кожистые листья и вздохнула:
– Наконец-то я дома…
– Мисс…
– Миссис, – поправила она, оборачиваясь.
На дорожке стоял пожилой сухопарый мужчина с огромным носом и с любопытством смотрел на нее.
– Ох, простите, – смутился он. – Эта лавка давно закрыта, хозяева умерли.
– Не все, – улыбнулась Ева, в свою очередь разглядывая его.
– Подождите, – старик прищурился, – а вы, часом, не дочка мистера Олфорда? Уж больно лицо ваше знакомо…
– Да, это я, – улыбка Евы стала еще шире. – А вы мистер Бойд? Я тоже вас помню.
Старик приосанился и молодцевато подкрутил седой ус.
– Он самый, миссис…
Ева внезапно поняла, что не хочет называть фамилию мужа. Не хочет иметь что-то общее с человеком, который бросил ее одну. Его больше нет. И брака, который держал их вместе, тоже нет. Она свободна.
