Читать онлайн полностью бесплатно Владимир Юринов - Крысолов или К вящей славе Божией
страницы жизни царствующего во славе Святейшего Отца, Епископа Рима, Викария Христа, Преемника князя апостолов, Главы Вселенской церкви, Великого Понтифика, Патриарха Запада, Примаса Италии, Архиепископа и митрополита Римской церковной провинции, Принцепса Наследия Святого Петра, Слуги слуг Божиих, Папы Иннокентия III
© Юринов В.В., 2023
Из трактата «Об убогости человеческого состояния» («De Miseria Humanae conditionis») сочинения Лотарио Сёньи, кардинала-дьякона титулярной церкви Святых Сергия и Бакха:
«Для чего вышел я из утробы, чтобы видеть труды и скорби, и чтобы дни мои исчезали в бесславии?» Ежели так говорил о себе тот, кого Господь освятил в утробе матери, что могу сказать о себе я, зачатый матерью во грехе? Увы мне, скажу, мать моя, зачем ты родила меня, сына горечи и скорби? «Для чего не умер я, появившись из лона? Не скончался, выйдя из чрева? Зачем приняли меня колена? Зачем мне было сосать сосцы?» Лишь для того, чтобы быть «отданным на сожжение, в пищу огню». Может, мне лучше было погибнуть в утробе «так, чтобы мать моя была мне гробом, и чрево её оставалось вечно беременным»? Или «пусть бы я, как небывший, из чрева перенесён был прямо во гроб»? Кто даст глазам моим слёзы, дабы оплакал я несчастное рождение человека, убогую жизнь его и постыдную смерть?
Итак, рассмотрел я, рыдая, откуда произошёл человек, что собой представляет человек и каково будущее этого человека. Истинно, создан он из земли, зачат во грехе, рождён для наказания. Он творит лишь дурное – то, что незаконно и постыдно, то, что бесполезно и ложно, то, что нецелесообразно. И посему быть ему топливом для огня, пищей для червей, массой гниющею.
Объясню это проще; изложу полнее.
Сотворён человек из пыли, из праха, из пепла и, что ещё более отвратительно, из грязного семени. Зачат в зудящей похоти, в горячке страсти, в зловонии недержания и, что ещё хуже, в позоре греха. Рождён для трудов, скорбей, болезней и, что страшнее всего, для смерти. Он творит зло, чем вредит Господу, вредит ближнему, вредит самому себе; творит тщетное и позорное, чем марает славу, марает личность, марает совесть; творит тщетное, из-за чего пренебрегает важным, пренебрегает полезным, пренебрегает необходимым. Быть ему пищей огня, который вечно пылает и неутолимо жжёт; пищей червей, которые вечно гложут и неутомимо кишат; массой гниющею, вечно смердящей и ужасающе грязной.
Страница первая
Выборы
Рома. Наследие Святого Петра
a. d. VI Id. Jan., indiction primus, MCXCVIII A.D.
Удар серебряным молоточком в лоб.
– Гиацинто, ты спишь?..
Тишина.
Серебряный молоточек вновь несильно бьёт в лоб усопшего.
– Гиацинто, ты спишь?..
Лицо покойного – бледная морщинистая маска, сплошь обсыпанная чёрными неопрятными пятнами старческих веснушек, – остаётся неподвижным; провалившийся рот безвольно распущен.
Третий удар серебряного молоточка.
– Гиацинто, ты спишь?..
Нет ответа…
Камерарий и архиканцлер Святой Романской Церкви, Цёнцио Савёлли, распрямился и обвёл глазами кардиналов, безмолвной толпой заполнивших тесное душное помещение папской спальни.
– Папа действительно мёртв…
По комнате прошелестел вздох не то сожаления, не то облегчения. Кардиналы задвигались, некоторые тут же потянулись на выход.
– Миссёри!.. – камерарий поднял руку. – Миссери! Прошу вас, не расходитесь! Нам необходимо обговорить ряд неотложных вопросов!.. Относительно выборного консисториума!..
– Побойся Бога, брат Ценцио! – раздражённо отозвался кардинал Бббоне Орсини: тучный, одышливый, с блестящим от пота, бледным лицом. – Сколько можно! И так всю ночь здесь простояли! Дай хоть воздуха глотнуть!
– Действительно! – поддержал его и Пётро Диана, один из старейших и авторитетнейших кардиналов курии.
– Всему своё время. Отдохнуть надо чуток… Да и не денемся мы никуда! Всё равно все здесь, в Латёране, будем. И на погребении, и на консисториуме…
– Консисториум состоится не здесь! – прервал его камерарий. – Погребение – да, здесь, в базилике. А консисториум – нет…
Все остановились. К Ценцио Савелли повернулись лица: утомлённые, осунувшиеся, с залегшими в глазницах густыми тенями. Тусклый жёлтый свет лампад придавал им мертвенный восковый оттенок, делая их похожими на маски.
– Выборный консисториум будем проводить в Септизониуме, – сообщил камерарий.
– Это чего вдруг?! – тут же взвился Грегорио Кресцёнти
– высокий, желчный старик с длинным крючковатым носом и узкой чахлой бородкой. – А почему не здесь?! Причём тут какой-то Септизониум?! Латеран – папская резиденция. Всегда консисториумы здесь проходили. И не только консисториумы! Здесь, если помните, четыре Собора Вселенских прошли! Все службы здесь, охрана! Опять же, усыпальница в базилике! С какой стати я должен переться в этот ваш Септизониум?! – кардинал негодующе взмахнул руками. – К тому же, насколько я знаю, Септизониум – это собственность семьи Франгйпани…
– Кресценти повёл носом, как будто к чему-то принюхиваясь, и поморщился, собрав частыми складками своё, похожее на печёное яблоко, лицо. – И, знаете ли, меня как-то не радует перспектива столкнуться там с хозяином дома, который, как всем известно, распускает по городу гадкие слухи о нашей семье!
