В строении мира – дыхание хаоса. И роль поэта не в том, чтобы приятными намёками запутать ещё больше или дать полуопределённый ответ… Суть в том, чтобы закупорить читателя в вакуум вдохновения, дать предчувствие чего-то большего и чудовищного, нежели реальность. Беда не в обстоятельстве, что любой, помимо состояния окрылённости и доброты, испытывает приступы искушений и злобы… Но в обстоятельстве, что из нас, сквозь всех нас, над нами – каждоминутно растёт и прорастает окрест и повсюду – дикое, нечеловеческое, меняющее и само небо, и земные мысли, ощущение времени, ощущение малопонятности происходящего, то восстающего в праведные системы, то распадающегося на ослепительные флешбэки… Человек: днюет со всеми – в кровном ли противостоянии, в родственной непримиримости, но всегда – возвращается ночевать в собственные сны. Человек: говорит из того, что считает самим собой, смотрит вокруг глазами имени себя, понимает – собой, измеряя мир личным безумием… Но безумие его, его странности, умножающиеся со временем до такой степени, что одним краем он заступает за черту приличий, говорят о другой тревоге… Он ищет имя тому, что должно его убить. Тому, что дало ему жизнь. Тому, по причине чего он неисправимо любит.
Дорога – состояние «нигде».
Ты вроде бы здесь, но уже не здесь.
Ты вроде ты, но уже не ты.
Дорога – вроде бы дорога, но и не совсем дорога.
В дороге думается свободней, поскольку оторван от привычных мест и не связан личными обстоятельствами.
Никто не скажет, как что-то должен, как тáк или не так что-то сделал, не нужно идти, договариваться, объяснять… Не нужно смотреть в знакомые глаза, слушать привычные темы, пытаться найти новое в старых словах…
Вон – смотри – дорога, по дороге, на дороге, за дорогой… Просто успокойся и смотри…
На скользящие зёрна асфальта, на мельтешащие рельсы, на раскинувшуюся вширь воду, на проплывающие поля, на парящую по воздуху белизну…
Это сейчас, чтобы думать ни о чём.
Думать, что нигде.
Чувствовать, как задумчивый паук, насколько паутина – связь с домом, с долгом, с прошлыми людьми.
Дорога – маленькая смерть. Это ты простился с кем-то, условился о том, что тебя не будет на определённое время, что никакая сила не вернёт тебя к жизни на привычном месте, поскольку сейчас ты в месте совершенно другом.
Подвешенный между двумя точками в пространстве, между откуда и куда, между оставленной совестью и тем, что предстоит, ты доверился силе, несущей тебя, но о тебе не подозревающей.
Дорога – это остановка в размеренной бездумности жизни, возможность посмотреть на себя, на то, что делаешь, сделал, не должен сделать…
Отрезанный хлеб, переливаемое вино, мысль, закруглившаяся на самом себе, ты оказываешься в поле, пространстве, в не заставленном предметами воздухе, где и свободно, и страшно, и хорошо. Где насущно и пьяняще, где хочется и жалко знать, где никто не узнает, как свет сходится с землёю на линии, в которую упирается взгляд.
За возможность греметь на скорости, но при этом молчать на месте, за новое небо над головою, за благородные холмы и развернувшуюся землю, за окна зданий с промелькнувшей чужой жизнью, о которой только догадываться, ты ценишь дорогу, ты устаёшь от неё, ты ждёшь, когда она закончится.
И когда возвращаешься в тело, в обстоятельства, в полагающуюся суету, ты снова среди привычных вещей, но часть этой дороги, часть твоего отсутствия дома, часть той маленькой смерти, с тех пор живут в тебе, замирают в памяти.
Нет сожаления пронзительней, чем похмелье от разорённой любви.
Нет излома страшней, чем из-за неподоспевшего наркотика.
Нет вдохновения тяжелее, чем поэтическое.
Потому что опоры здесь меньше всего.
У художника – краски и бумага. У архитектора – чертежи и расчёты. У режиссёра – сценарий и камеры. У наркомана – фанатичные упования и инструменты по доставке химии в организм.
У поэта – ничего. У поэта – ускользающее уединение и подбираемые слова.
Это фокусник без реквизита. Это нервный ребёнок, забившийся в самый угол. Это человек в голом одиночестве, сидящий посреди поля с горизонтом. А из-за горизонта подглядывает вездесущее око рабочей совести. И работа здесь такова, что скорее форма духовного служения, но не профессия.
Ты, малыш, знающий всегда и всё лучше всех…
Ты, маленький человек, потянувшийся за опиумом удовольствий, за прекрасной песней из пронзительного динамика, обнимающий чьё-то тело и дорисовывающий его в собственном воображении…
Ты, человек большой, рискующий властью, получающий ещё больше власти над обстоятельствами, управляющий реками и дождём, командир плодовитой зелени, на которой растут головы людей…
Знаешь ли ты, что нет ничего, кроме удивительной пустоты с голосом твоего страха, с голосом твоей любви, с негромким гулом надежды, чтоб заполнить всё это пробивающимся из самой памяти светом.
И иногда ты теряешь всё это и остаёшься в тихой пустоте, в стране без границ и законов, в краю отчаянных дней, когда уже не вылечишься ничем, кроме как правдой. И тогда ты поэт.