Читать онлайн полностью бесплатно Евгений Морозов - Долгая машина

Долгая машина

В сборник вошли стихи 2020 – 2023 годов. Книга больше отпускает мысли, чем собирает их, больше напоминает взгляд из окна, за которым проносящиеся пейзажи, здания, люди… Мы не всегда знаем, как относиться к тому, что за стеклом, по ту сторону движущегося тела, но, наблюдая, узнаём что-то и о себе… Едем ли мы куда-то или, наоборот, приехали до такой степени, что находимся внутри циклопического механизма, высматривая его назначение и состав.

© Евгений Морозов, 2024


ISBN 978-5-0064-0572-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В памяти рылся – забвенье наскрёб…

В памяти рылся – забвенье наскрёб…
Для мыслелова, как для змеелова,
для рудокопа, что стал землекоп, —
гулкое нечто для тихого слова…
Как ни любви, ни полцарств, ни чинов,
вместо всей жизни, чем вдаль, тем нелепей,
тёмная масса просмотренных снов,
редкие вспышки на вспомненном небе…
Снегом декабрьским лицо уколи,
светом весенним зардейся здоро́во —
всё это прошлое. Что там вдали
слышится, светится? Зарево, слово…
Не говори мне, что знать и беречь,
сам расскажу, как понятно и грубо,
как невозможно запутывать в речь
это мычание у жизнелюба.

В сентябре, проходя «флюрографию»…

В сентябре, проходя «флюрографию»,
орфографию справок и скук,
мысль о будущем – просто оставь её,
отправляйся в октябрь, мой друг.
В октябре будут павшие, ставшие —
чуть надавишь – рассыпанный звук,
листья жёлтые, листья летавшие,
отшуршавшие листья, мой друг.
Что ни осень, средь праха и вороха
с этих листьев, тоски на краю
не возьмёшь ничего, кроме шороха,
кроме вида полёгших в бою…
Сбиты с дерева, ветром изломаны,
слиты в кучи, в сухие ряды —
это самое время, знакомое,
тощих веток и хрупкой воды…
В лёд и в сахар всё станет заковано,
что ни город, то пряничный вид,
что ни грусть без причины – кого она
средь холодной судьбы удивит…
Как внутри у тебя ни колышется,
как ни осень повсюду, чёрт с ней:
замечай лишь, что жжётся, что дышится
светом воздуха, свежестью дней…
Взгляд живучий, кипящие волосы,
кровь желаний и юность взаймы —
я к тебе обращаюсь по голосу
из упавшей листвы, из зимы…

Средь лица выражений счастливых…

Средь лица выражений счастливых
почему, если долго смотреть,
в этих синих глазах, в чёрных сливах —
то ли страшная жизнь, то ли смерть?
Женский омут, притихнувший жадно,
как бы смех его ни заволок,
словно текст, где от слов непонятно,
но читается снег между строк…
Знаешь лишь, что легко далеко ты
можешь быть заведён и нести
крест гитары, звезду идиота
где-то в сердце и в небе пути…
За любовью, за синим проклятьем,
не учи тебя жизнь ничему,
не цыганское это занятье —
знать про всё, поступать по уму…
Неизвестность, которая глуше
самой смерти, приличней подчас —
за глаза, за смотрящие в душу,
за тревогу, зовущую нас…

Зимний пляж

I. Ты говорила: «Вот волнолом…

Ты говорила: «Вот волнолом,
лодки, зимующие на причале,
вот горизонт с бороздою леса,
речка, покрытая снегом, – вот,
люди, стоящие на гвоздях,
после лежанья в парно́м раю,
пляж, разорённый нашествием льда,
с железными пальмами на ветру.
Вон – уходящая в воду коса
с зубцами, торчащими, как надгробья,
вот – апрельские рыбаки,
вьющие крохотные воро́нки.
Это пространство с кипячёным небом,
промёрзшим полем, берлогой реки —
вот оно, вот дома́, вот деревья,
берег вот, вот я, вот ты…
Ты, смотрящий та́к на меня,
как смотрят вдаль, не зная, что делать,
с этой далью, закованной в лёд,
с небом, поданным, как на блюдце…»
Ты говорила так, так я слушал
слова с приподнятой интонацией,
слова-параллели, слова-доказательства,
слова, расщеплённые на лепестки…
Честная королева изощрённых монголов,
римский папа европейской логики,
темноглазая орхидея спокойной воды,
серебряный голос с весенней улыбкой —
я брал тебя за́ руку, в тонкой перчатке,
с замёрзшими пальчиками, чувствовал, как
средь поля, где пасмурно и просторно,
было тепло – ты улыбалась.
Немного взволнованно, с лицом, как будто
случится страшное и желанное,
ты говорила, а я угадывал
мысли, которые больше чувствуешь…
Мимо – со́сны росли на небо,
кто-то плёлся с велосипедом,
снимал на камеру, сливался с природой,
тонул в неясном вечернем фоне.
Речь, припрятанная в тесной речи,
песня в песне, запнувшийся каблучок,
губы, которые обжигал
свежий холод речной равнины, —
я знаю тебя. Я помню, что сон
пугает одним, а на деле – другое,
что у природы и честной скуки —
честно одно: мы здесь вдвоём.
Что ты сильна, но плачешь от нежности,
что нет тепла теплей, чем средь холода,
что много слов означает одно.
И вот говорю: «Я буду честным».

II. Это – как слышать тебя, настоящую…

Это – как слышать тебя, настоящую,
различать сквозь простор и ветер твой образ,
говорящий мне: «Я одна», «Ты хороший»,
«Эти сосны растут везде…»
Круг от солнца, похожего на луну,
пасмурный лист ненаписанного неба
и вся, во мне остающимся голосом,
ты звучала – песня о снеге…

Глянул на фото и словно обжёгся…

Глянул на фото и словно обжёгся:
в профиль светилась, красиво стоя́,
так сохранилась, что не уберёгся
от подступающей памяти я…
В городе, где не родился, не вырос,
дом твой таков, что домашнее нет,
здесь мы смеялись, взлетали, ложились,
делали лицами трепет и свет.
В людях, предметах, открывшихся видах,
в съехавшем небе над родиной крыш
ты улыбаешься, вдох мой и выдох,
ты прикасаешься, ты говоришь…
Ты почему загораешься, тлеешь,
прячешься в грудь мою, словно домой,
ты почему так неловко умеешь
мною болеть о тебе о самой?
Как хорошо, что так сердце свирепо,
что успокоить – поди разберись…
Значит, хоть что-то во мне вроде неба —
синего флага на тёмную высь…

Я слышал, что римлян…

Я слышал, что римлян
сгубила уставшая власть,
и, небом ушиблен,
ты можешь устать или пасть…
До света лучивший
всю ночь, как листок на суку,


Другие книги автора Евгений Морозов
Ваши рекомендации