И от всякого, кому дано много, много и потребуется; и кому много вверено, с того больше взыщут.
Евангелие от Луки, гл.12, 48.
Сцена театра марионеток. В глубине сцены – городской пейзаж.
Кукла-марионетка Пьеро объясняется в любви Балерине – безостановочно танцующей кукле-марионетке; но та настолько увлечена танцем, что даже не замечает влюбленного Пьеро.
Тогда Пьеро перерезает ниточки, заставляющие Балерину танцевать. Балерина замирает. Пьеро взваливает её на себя и убегает.
Около застывшей без движений любимой Пьеро пусто и никчемно. Пьеро в порыве отчаяния разрывает одну за другой свои ниточки, постепенно угасая с каждой разорванной нитью.
Мастерская Художника – большое помещение с высоким подиумом в углу, на котором устроена жилая комнатка. Вдоль самой длинной стены, напротив окон, искусно соединённых в один огромный витраж, развешаны и расставлены работы Художника, образуя своеобразную галерею. В центре мастерской из начатых, но ещё не законченных, и из уже готовых картин образован почти настоящий лабиринт с обманными ходами, секретами и тупиками. Сквозь застеклённый потолок, на котором нарисованы часы, всегда показывающие половину четвёртого, видны звёзды и отблески огней большого города.
Половина четвёртого ночи, за окном темно. Самым ярким световым пятном в художнической мастерской являлся фосфоресцирующий нимб Спасителя, запечатлённый Художником на последнем холсте, стоящем около окна в одном из тупиков искусственного лабиринта. Свет лился от нимба к Художнику, вторгаясь в сон, пробуждая. Но вот Он вздрогнул и открыл глаза; испуганный, взъерошенный, дрожащий – ещё во власти мучительных сновидений, Он смотрел на окружавшие его предметы, как будто видел их впервые – так испуганно и беззащитно порой смотрят новорожденные младенцы при появлении на свет Божий, будто они знают что-то такое, что уже недоступно взрослым.
– Что за навязчивый сон, на секунду закроешь глаза, как он тут же набрасывается на тебя и втягивает в свою страшную колею, – почти беззвучно прошептал Он, мало-помалу приходя в себя и успокаиваясь.
Когда Она заснула, Он не заметил. И сколько спал Он сам тоже не мог разобраться, вероятно, минуту – две, от силы. Прямо под ухом жалобно пищал телефон. Он снял трубку, недоумевая: кто бы мог звонить среди ночи. Но как только услышал равнодушное: «Ваша машина №708, выходите!» – окончательно проснулся.
– Надо же! Две минуты, а как вечность прошла!
Мне каждый день, что прожит неумело
в ленивой суете ненужных фраз,
и в маете ненужного знакомства,
и в пустоте напыщенных бесед,
ложится грузом тяжким, неподъёмным,
заковывает сердце в кандалы, – вспомнил Он давно забытые стихи и попытался ими подбодрить себя; инертность ему была несвойственна, но рядом с ним в сладком сне пребывала Она, и невидимые нити от ее сновидений окутывали его и расслабляли.
На секунду задумался: «А надо ли? Надо ли вставать среди ночи, лететь в другой город? Оставлять милую твоему сердцу женщину одну даже на несколько дней… Ради чего? Ради каких-то денег!»
Но тут же мягким рывком встал с дивана и, влекомый светом, исходившим от лика Спасителя, вошёл в лабиринт из своих картин, где каждое полотно было его детищем, и каждое по-своему: либо переливом красок, либо едва уловимым шёпотом персонажей, либо насмешливым ироничным взором приветствовало своего создателя, шедшего мимо. Проходя, Он скользил взглядом по картинам, погружаясь в ирреальные образы запечатлённых на холстах и уже пережитых и забытых им самим чувств, которые, нахлынув с картин, с прежней силой воскресали в его душе, обнажая нервы на старых ранах, бередя раны, пробуждая боль, стихнувшую, уснувшую и почти забытую под воздействием лечебного бальзама времени.
– Пропала кошечка, – послышалось с одной картины, Он вздрогнул, как будто от болезненного укола, но не останавливаясь прошёл дальше.
– Смотрите, смотрите на своего Бога! Бога-самоубийцу, – вдруг зло раздалось с соседнего полотна, и будто кто-то плеснул на него водой.
Около следующей картины лицо его сморщилось в брезгливой гримасе от какофонии звуков странного оркестра; но это продолжалось мгновение; и раздался Глас:
– Савл, Савл! что ты гонишь Меня?
Послышался небесный хорал, и его лицо озарилось светлой радостью и покоем. Остановившись у лика Спасителя, Он перекрестился.
Подошёл к окну, вгляделся в ночную темень улицы. Шёл крупный снег.
– Шёл крупный снег и медленно кружа…
ложился на асфальт и тут же таял,
как будто бы посланник рая,
зашедший не за тем и не туда…
Прямо против подъезда на дворовой площадке Он увидел двух танцующих. Это была какая-то мистика! Он не поверил своим глазам: Пьеро и Балерина – его куклы, только не маленькие, а в человеческий рост, – выделывали различные «па».
Он был в оцепенении, когда автомобильные фары резко осветили всю площадку, и фигуры Пьеро и Балерины исчезли, будто растворились в воздухе; через двор, где они только что танцевали, пробежала то ли кошка, то ли ещё совсем маленький котёнок, а потом проехала «Волга».
