Если можно стереть память
Поезд "Владивосток-Москва" прибыл по расписанию. На перроне маленькой станции стояла хрупкая девчонка лет восемнадцати, сжимая в руках билет. Было пять утра, а потому в вагоне все спали. Маруся тащила по полу тяжёлый чемодан, стараясь найти в темноте своё место.
– Потише, тут люди спят, между прочим, – шикнула на неё заспанная пассажирка и повернулась на другой бок.
– Извините, – пропищала Маруся и с силой дёрнула застрявший в проходе чемодан.
Ручка оборвалась и осталась в руках Маруси.
– Ну вот, – сказала Маруся и заплакала.
Это было последней каплей переполненной горем и неприятностями чаши терпения. Она, наконец, нашла своё место и, всхлипывая, начала располагаться. Вскоре вагон вновь погрузился в сон под монотонное укачивание поезда. "Чу-чух, чу-чух", – стучали колеса, убаюкивая израненное сердце Маруси. Она уезжала далеко отсюда. Можно сказать, сбегала. И, если можно было бы стереть себе память – она бы это сделала…
…Её мать и отец оставили этот мир, когда Марусе было двенадцать лет. Родители были альпинистами и однажды просто не вернулись из очередного подъёма. Горы не прощают ошибок, и снежная лавина погребла под собой их жизни и мечты. Маруся осталась с бабушкой.
– Поплачь, моя хорошая, – сказала тогда ей бабушка, – выплачь все до самого донышка и больше не горюй. Они бы не хотели, чтобы ты свою молодую жизнь в трауре провела.
– Ладно, бабуля, – вытирая слёзы кулаком, сказала Маруся, – Я не буду плакать.
А на следующий день к ним во двор забрёл чёрный кот. Он сел на крыльцо и пристально смотрел бездонными голубыми глазами на девочку, подметающую ступеньки.
– Мяу-мя, – сказал кот, будто здороваясь.
– Привет, – Маруся его сразу поняла, – Ты чей?
Кот спрыгнул к ногам девочки и потерся о них, обвивая хвостом. А потом он замурчал, так бархатно и певуче, что Маруся заслушалась. Она бросила метлу и взяла кота на руки.
– Бабуля, давай Уголька себе возьмём?
– Хм, – бабушка уперла руки в боки, – А вести он себя хорошо будет?
– Мяу! – ответил кот и обнял Марусю за шею.
– Ну, раз так, оставайся, у нас в чулане мыши ходят.
– Ура! – Маруся первый раз за два месяца улыбнулась.
Так жили они три года, пока беда снова не постучала в их двери. Бабушка скоропостижно скончалась: умерла во сне. Утром Маруся тщетно пыталась разбудить её:
– Бабуля, вставай, я в школу проспала! Бабуля, что с тобой! Мамочки!!!
Через три дня бабушку похоронили. Приехали какие-то дальние родственники и оценивающе осматривали бабушкину усадьбу. Они переговаривались и исподтишка рылись в шкафах и старинном буфете, где хранилось фамильное серебро. На похоронах плакали двое: Маруся и какой-то незнакомый дедушка, что приехал из Москвы.
– Вы знали мою бабушку? – спросила Маруся.
– Она была моей первой любовью, – сквозь слёзы улыбнулся пожилой мужчина, – Пока я "тянул резину", Ванька Рябцев меня опередил и сделал ей предложение. Меня зовут Федор Павлович. А ты на неё похожа, как две капли воды. Словно моя Алёнушка в юности.
– А я – Маруся. Я рада видеть того, кто так хорошо знал мою бабулю. Она была такой весёлой. Мои родители погибли, а теперь и бабуля умерла. Говорят, что двоюродные дядя с тётей станут моими опекунами. Но мне они не нравятся.
– Мне тоже, – оглянулся Федор Павлович, – Я бы мог взять тебя под опеку, но не дадут: я слишком стар, да и не родственник. Знаешь, если будет тяжко, звони мне, я дам совет или помогу, чем смогу. А после школы приезжай ко мне в Москву. Я преподаю в университете. Выучишься, я помогу тебе на ноги встать. У меня никого нет, как и у тебя.
– Я обязательно приеду! Только у меня кот.
– Приезжай с котом, всем места хватит.
Уголёк, словно понимая, что решается его судьба, подбежал к ногам Федора Павловича и поднял лапу.
– Это он чего? – удивился старик.
– Это он так здоровается, я его научила. Правда, здорово получилось?
Федор Павлович наклонился и погладил кота по спине. Тот затарахтел и подмигнул голубым глазом.
Федор Павлович жил в доме своей первой любви и её внучки целый месяц. За это время они так подружились, что расставались со слезами на глазах. Когда он уехал, Марусе показалось, что её покинул ещё один родной человек. А родственники остались. Они полностью расположились и вели себя так, словно это она у них в гостях.
– Так, чтобы никаких подружек в этом доме не было! – кричала тетя Зина, – Я тебе не домработница! Ещё не хватало за ними убирать и разносолы готовить. Так никаких денег на вас не напасёшься. Ещё кот этот, как слон ест. Выгнать его надо!
– Хорошо, я скажу девочкам, чтобы угощения с собой приносили, а вообще никакого беспорядка они не оставляют, – сдержанно ответила Маруся, – А с Угольком я своей едой делиться буду. Никуда он из этого дома не пойдёт. Он здесь вперёд вас поселился. Потом, когда мне исполнится восемнадцать лет, мы с ним дальше жить в нашем доме останемся, а вы – нет. Так ведь, тётя?
Тетя Зина покраснела, надулась, как жаба на болоте, а потом, гладя на мужа, разразилась руганью:
– Мы, значит, все бросили, приехали к ней, чтобы её в детдом не сдали, а эта неблагодарная вот так мне отплатила за моё добро!
