В начале любой истории есть одиночество содержания. Я сама по себе наедине с мыслями, я не раз, сворачивала башку истории, меня не раз одолевали сомнения, как всё должно быть. В какой то момент я поддаюсь стуку по клавишам из под машинки, и уже не важно, что выходит из под рук, я просто прислушиваюсь к монотонному звуку словно гипнотически подчиняюсь ему. После середины я решаюсь перечитать историю и не просто перечитать, а вычитать из неё смысл, понять, что скрывают буквы, что они прячут от меня. Я снова и снова перечитываю, пока не начинаю ненавидеть своё воображение. Я бросаю всё из-за отсутствия ролевых игр в реальности, из-за отсутствия партнёров, да и вообще из-за отсутствия самой жизни в жизни. Материал зависает во времени. Я буду ходить по комнате, злостно поглядывать на стол, пытаясь из тишины сформировать речь, я буду смотреть на груду бумажных осколков и буду точно знать, как установить новый контакт с текстом, но мне не хватает соперников с кем я поведу борьбу, нужно лишь дождаться внедрения их в историю. Мне всегда легко давалась связь с книгами, некий флирт, который позволял мне распространяться дальше, чем есть. Сам автор многое не упоминает о процессах из-за сложности печати, ещё никому не удавалось точно от сканировать себя, довольно трудно извращать своё сознание. Но я мечтала, о возможности заговорить диалогами широко и раскрыто, как о них пишут, я искала решения, делая счастливое верным, и у меня ничего не получалось от того, что не было людей, которые бы повлияли на ход событий, а у нас их дефицит. Не так много тех, кто стремится на край света за последним шансом (позже вы поймёте о чём я). Я люблю слова, я люблю читать и писать, думать над происхождением повествования. И мне хочется слышать о тех, кто приводит обычные классические умы в фантастические догадки сюжета, делая простого человека гением воображения. Я живу в том месте, где изобилие мыслей находиться в постоянстве думать, но не распространяться. Я сама по себе и знаю, как испортить жизнь к лучшему. Природа расположила наш тихий дом далеко от современности. Хотя в нашем времени были упомянуты и влюбленные, кто построил наш дом с характером, до нас, если изящная картина и мягкое кресло, то чувствовался женский взгляд, а если чугунная вырезка у камина, плотная кладка камня, то мужские руки. Вот из такого союза вымостили наш дом: глаза женщины и руки мужчины, её взгляды и его хватка. Я не знаю от кого мне достался сто процентный зрячий мозг. Я видела, как после других остаётся уход и то, что они сделали, что сотворили с собой, как поступили друг с другом. Для меня повсюду оставались следы событий. Подле меня крутилась женщина, с которой я доживала свои творческие порывы, она растила меня с семи лет и состарилась от мамы до бабушки, а позже, после всех уходов людей из моей жизни, я переименовала её в самого родного человека, но и она не справилась с чужой ролью для неё, словно суррогат, смогла лишь одну вещь, вырастить в недрах своего дома, даже по принуждению со мной не справлялся бог, я и сама не имела такой силы воспитать себя правильно, но тем не менее, я есть. Только здесь я двигаюсь вперед, с каждой строчкой рождаю новые жанры любви, проигрываю свои чувства к людям, и пока существует взаимодействия души и сердца, подобная связь никогда не потеряет своей ценности. Мне сложно лишь одно, сдерживать свою жестокую душу и вызволять свое скромное сердце. Сейчас я вступаю на порог первой главы, мне страшно, по настоящему страшно, ведь книга – это исповедь рассказчика, не вся целиком, но в ней есть непременно что-то болезненное, пусть даже отвечено сарказмом, а иначе нет смысла говорить без части себя. Я не принимаю себя, отторгаю свою внутреннюю правду, борюсь, сожалею, стыжусь себя, надеюсь, может однажды я смогу найти похожих людей на себя. Я пишу в настоящем времени, где прежде чем что-то вообразить нужно передумать, после, совершить, и лишь потом, предать огласки.
Всё вокруг в тёмно зелёных тонах, но лишь до линии горизонта, выше вид всегда чище, светлее. От нас начиналось синее море, мокрый песок, запах смолы и хвои, леса сменяющиеся полями и снова тянущийся лес в глубину уходящей дали. Над нами туманной гущей проходят, низко бурлящие облака, вершины гор, поросшие прочными каменистыми резцами, которые то и дело впиваются в ботинки путникам, сбивая их с пути. Вид всегда имел продолжение. От забывчивости уперев взгляд в какое-то непонятое событие, происходящее лишь внутри меня, не упуская существование чего-то ещё из-за глаз, мое периферийное зрение смещалось довольно не объективно, обеспечивая мне не просто картину виденья, а скорее проекцию из моего сознания, дорисовывая элементы предположений.
Пожилая сожительница моя довольно умелая, с навыками своего мастерства, порой, угрожающая в своих речевых интонациях, дуэлянтка словесной брани, ворчливая, но вполне себе безобидная старушка со своими старческими шалостями, любительница поговорить без повода. Ну как иначе? Она служила знахаркой, вежливо удаленной от родившегося городского населения во избежание страха, непонимания местных жителей. Ведь находились те, кто с предвзятой уверенностью убеждал всех в её колдовских способностях, приносящею чертовщину бытию, кто то называл её лекарем, кто то ведьмой, колдуньей, ворожеей, заговорщицей и даже мифом о страшном чудовище, от которого пугались дети. Поэтому как только Глашка выбиралась в прилегающий город к нашему краю с ней даже словом ни кто не делился, все косились, да стороной обходили, а в старинные бы века и вовсе ставни по закрывали. Но были и безнадёжные смельчаки, кому нужна была помощь в её стараниях. И даже приезжие туристы, веря в выдуманные истории о существовании магии, заглядывали за приворотным зельем. Отчаявшиеся люди всегда надеются на других, главное выбрать безошибочного помощника, а рецепт прост: хранить себя дальше от людского зарево, недоступным ни для кого, уметь расставлять внутренние знаки по маршруту к сердцу и не превышать душевного темпа, подобные правила приведут к собственной безопасности на пути к чувствам, в остальных случаях, столкновения неизбежно и придётся испытывать способности безысходности. Наших гостей первыми не доверительными шагами принимал причал. Он тянулся от воды в глубину до самого дома, расчерченный кривыми дощечками, словно генетически не сложенные зубы чудака, выказывал свою ненадёжность в ходьбе. На террасе можно было комфортно расположиться в плетёных стульях с узорчатыми подушками с бахромой на углах, они приходились по вкусу даже самым привередливым посетителем. На втором этаже располагался балкон. Он выходил от моей чердачной комнаты, низкий треугольный, не заставленный ни чем лишним, касался вида моря. Каждый раз заслышав шум мотора, я мчалась с любопытством наблюдать, как о причал бились носы припаркованных лодок, пожалуй, даже чаще чем сердца влюблённых. И вот под музыкальное сопровождения скрипучих дощечек, на моей высоте виднелись отчаявшиеся арестанты жизни. Они оживали с каждым звуком своих ног, что играли мелодию ожидания, зарождая новую нить событий, ну как после этого не любить обыденные вещи, которые так легко доводили меня до улыбки.
