Беды, войны, болезни, беспощадные эпидемии, природные катаклизмы… – человечество всегда жило в эпоху «конца времён». На долю каждого века выпадали свои трагедии, каждого человека – свои тревоги. Однако во всей истории культуры есть нечто общее – это язык мифов, легенд, священных текстов, картин, фильмов, комиксов, игр и т. п., кодирующий и транслирующий общечеловеческие идеи, страхи, надежды. Образы смерти индивидуальной и всеобщей издавна символизировались в культуре.
Европейская цивилизация зиждется на слове и логике, сложившихся в средневековую, христианскую эпоху. Сегодня, во времена новой напасти – пандемии коронавируса – все беседы, данные и суждения об этой беде образуют новейший, внезапный и вроде бы неведомый ранее дискурс. Однако при чуть более внимательном взгляде становится понятно, что реализуется этот дискурс посредством далеко не новых паттернов, а почтенного возраста формул, нестареющих стереотипов, складывавшихся веками клише. Поэтому «Чёрная смерть» (свирепая средневековая чума), «испанка» (смертоносный грипп столетней давности), как и прочие эпидемии, программно сравниваются с возникшей проблемой современности. Однако и эти «проклятия рода человеческого», «бичи божьи» и «кары Господни» связаны с более фундаментальными представлениями – о Конце света.
Идеи Апокалипсиса хотя и возникли в иудейской традиции, но развились и обрели видимую и осязаемую форму именно в христианстве. Чтобы понять актуальное состояние культуры, нужно и необходимо понимать истоки, то есть средневековую парадигму и картину мира, сформировавшую специфический эсхатологический язык, восставший ныне из мёртвых и затянувший страшную, пугающую, преждевременную тотальную панихиду.
Предсказания и пророчества о Конце времен были слышны ещё с I века нашей эры, апокалиптические настроения усиливались к милиарным датам, явственно слышались в годы бедствий и войн. Ждали прихода Христа. Ждали прихода Антихриста. Конец света будто бы длится без конца. Изменилось ли человечество? Что такое общечеловеческая трагедия сейчас? Люди преодолевали исторические и биологические катаклизмы, но как это сказалось и отразилось в искусстве, культуре, философии, религии? Свидетелями и знатоками этого остались лишь книги. Книги да рукописи, запечатлевшие опыт, сомнения, вопросы и ответы различных этапов и разных эпох, – того пути, по которому человечество бредет тысячелетиями. Святой Иоанн, создавая рукопись Апокалипсиса, а вслед за ним и долгая, продолжительная христианская традиция задавали вопрос человеку – так ли он живёт?
Сегодня в глобализированном посткапиталистическом мире мы подошли к рубикону ревизии привычных нам взглядов, к пересмотру нашего нынешнего состояния, к переоценке современной ситуации, к перепостановке проблем и вопросов о человеке и его мире, его связи с ближними и с окружающей средой, но самое главное – о его связи с самим собой. Так или иначе эти фундаментальные вопросы взывают к солидарности, к той новой солидарности и единству, которое нам еще предстоит обрести.
С чего начать повествование об апокалипсисе? Не с того ли, что представление о Конце света является непременной частью любой культуры искони и поныне? Формы репрезентации этого представления многообразны: от эсхатологического мифа древнего народа или архаического предмета культа в витрине музея до новейшего киноблокбастера с морализаторским подтекстом, изображающего мир на пороге исчезновения. Расхожие разговорные формулы «апокалиптический пейзаж», «апокалиптично» или «постапокалипсис» выражают идею финальности, запустения, отчаяния. Многие литературные тексты XX–XXI вв. повествуют об упадке семьи, страны, экзистенциальных кризисах героев, ощущении конца истории, заката цивилизации, «смерти автора», «смерти читателя», «смерти субъекта» и т. д. – даже если «апокалипсис» и не становится магистральной темой подобного рода произведений, то зловеще проступает в них меж строк, рождая тревожную атмосферу. Что же такое апокалипсис? Осознаются ли метаморфозы истории, энтропия социальных формаций, войны, кризисы и обречённость человека на смерть через всеобщий эсхатологический знаковый код или же это сугубо европейская черта культуры, сконструированная христианской догматикой? Можем ли мы сказать, что апокалипсис – это рациональная универсалия, или же это бессознательная сублимация потаённых человеческих тревог, страхов и фантазмов? Как бы то ни было – артефактов, включённых в апокалиптическую образную систему, неисчислимое количество, а исследовательское поле бесконечно.
Представления о Конце света уходят своими корнями в архаические культуры. Эсхатологические (от др. – греч. ἔσχατον – «конечный», «последний» и λόγος – «слово», «знание») мифы и легенды повествуют о фатальных катастрофах и природных катаклизмах, стирающих род человеческий с лица земли. Многие мифологические системы описывают создание, рождение мира, устроение порядка-космоса, борьбу с хтоническими существами, подвиги героев. Но если у бытия или у жизни было богоданное начало, то, по логике мифа, неминуем и финал: как приходит к концу всякая жизнь, так и мироздание в
