Поездка на север Португалии в конце октября могла гарантировать только одно: дождь. А с учетом того, что целью нашего маленького путешествия было посещение тетушки, живущей в крошечном городке в сельской глубинке, – еще и страшную скуку. Я вздохнула и прижалась лбом к стеклу. Мимо проплывали классические пейзажи горных деревенек. Вездесущие мох, плющ и ржавчина пытались поглотить все, до чего дотягивались, придавая даже самым миленьким постройкам диковатый и неопрятный вид. И словно споря с увяданием, среди темных тонов вспыхивали яркие пятна хурмы, ссутулившейся от спелых плодов, или какого-нибудь не по сезону цветущего куста.
Отец притормозил, глянул в навигатор и взял левее. На развилке стоял крест, высеченный из цельного куска камня. Рыжий лишайник облепил его так, будто основание игриво обвил лисий хвост.
– Зачем ставят кресты в таких местах? – тихо спросила я. – Все равно же никто не будет молиться посреди дороги.
– А зачем вдоль дорог рекламируют еду или бытовую технику? – ухмыльнулся отец. – Вот тебе пример пиара двухсотлетней выдержки.
– Несмешная шутка, – проворчала мама, хотя мне папино высказывание показалось довольно метким.
Когда приветственные оханье и лобызания поутихли, тетя попросила меня сходить к соседке. У той уродилось море тыкв, и она предлагала забрать несколько.
В Порту, где мы жили, в канун Хэллоуина, как и в других крупных европейских городах, окна и двери домов украшались пластиковыми скелетами, синтетической паутиной и наклейками с силуэтами пауков, летучих мышей да ведьм на метле. Здесь же с каждого подоконника натуральные тыковки подмигивали настоящими свечами. А на крыльце сеньоры Клары, к которой меня послали, и вовсе расположился потрясающей красоты натюрморт из причудливых коряг, пожелтевших колосьев, других даров огорода – и, разумеется, здоровенной тыквы.
Я не спешила искать дверной звонок, а просто с минуту не то любовалась увиденной композицией на фоне необработанного камня стены, не то наблюдала за своими ощущениями. Казалось, внутри зашевелилось что-то дикое, но очень естественное. С таким чувством купаешься ночью в реке или смотришь в огонь.
Замок щелкнул, и я от неожиданности подскочила на месте. Дверь открыла немолодая женщина, но назвать ее старушкой не повернулся бы язык. Стройная, осанистая, в светлом брючном костюме. Еще довольно густые серебряные волосы собраны в идеально гладкий хвост.
– Нравится? – произнесла она, и от тембра ее голоса по телу побежали мурашки.
– Красиво.
– Заходи, – сказала сеньора Клара, и я, как загипнотизированная, поднялась по ступеням.
В гостиной горел камин. Свет был притушен. На столе раскинулась еще одна композиция, уже без тыкв, но с сухоцветами и свечами, горящими в высоких стеклянных колбах.
– Вы дизайнер? Флорист?
Женщина по-доброму усмехнулась и помотала головой.
– Ты, должно быть, племянница моей соседки. Сейчас я принесу обещанное. И чай.
Танцующий парок пах вербеной, корицей и еще чем-то приятно-терпким. Я смущалась, но уходить не хотелось. Все вокруг было очень далеким от того, что наполняло мою обычную жизнь, и я судорожно копалась в мыслях, подыскивая тему для разговора.
– Почему вы не режете тыквы и не ставите внутрь свечи, как другие?
Женщина, до этого смотрящая в полыхающий камин, повернулась. Из-за острых черт, светлой одежды и волос в отблесках огня она казалась похожей на полярную лисицу.
– Как ты думаешь, чье лицо люди пытаются изобразить на тыквах? – спросила она вместо ответа.
– Какого-нибудь злого духа, – пожала я плечами. – Другие духи, проснувшиеся на Хэллоуин, видят, что дом уже занят, и проходят мимо.
– Во-первых, не Хэллоуин, а Самайн. Во-вторых, это Кока. Он не злой. Хитрый, опасный, себе на уме, но не злой. До прихода христианства люди здесь верили в существование огнедышащего духа. Своенравного хозяина земель. Не то чтобы они ему принадлежат, – лукаво усмехнулась Клара, и это снова подчеркнуло сходство ее лица со звериной мордочкой. – Скорее Кока к ним привязан. Поставлен следить за порядком, охранять и отзываться на прошения. Жители несли ему дары в засуху, если расшалились мыши, заболел скот или хотелось передать весточку усопшим. Рыжий плут знает дорогу на ту сторону. А на Самайн, когда миры приходят в равновесие, пропускает души ушедших к их родственникам, оплачивая проход тем, что ему поднесли. Конечно же, и себе прихватывая кусочек.
– И что, он похож на тыкву?
– Немного… точнее, мог бы быть похож, если бы его попытался нарисовать напуганный им ребенок. Кока выглядит как молодой человек с копной ярко-рыжих кудрей. Но если разозлится или просто захочет произвести впечатление, то может разинуть пасть так, что миловидное личико разойдется от уха до уха. А между острых, как у собаки, зубов будет полыхать пламя. Хорошо, если там оно и останется. Потому что шары огня, которые он выдыхает, сколь угодно далеко летят по воздуху, пока не догонят несчастную жертву. А если ей и удастся бежать, то Кока обернется огромным лисом. Тогда от него уже никто не уйдет. Понятно, что при таких способностях святая церковь не могла не записать Коку в свиту Дьявола. Так он стал злым духом. Было даже время, когда в канун Самайна специально вешали горящие тыквы на колья заборов, чтобы показать зубастому демону, что ему здесь больше не рады. Люди меняют традиции, как им нравится, а потом удивляются, почему волшебство перестает работать. – Она не то усмехнулась, не то фыркнула и отпила чаю.
