Когда-нибудь сойдутся в небе звезды
Когда-нибудь сойдутся в небе звезды
и я приду к тебе уставший от дорог.
Ты мне откроешь и как прежде просто,
прильнешь ко мне, пустив через порог.
И я обняв тебя вздохну, и замерев от вдоха,
весь окунусь в забытое тепло.
И дверь закроется, отщелкнув все что плохо,
и станет в доме славно и светло.
И будет ужин вместе, и зажгутся свечи,
и огоньки в бокалах, хороводы слов.
И будут близко мне родные плечи,
и будут общими остатки наших снов.
Красивая, душевная картина,
счастливой встречи двух сердец и тел.
Но ей случится, нет пока причины.
И Бог искать ее пока не захотел.
Прости, я их чуть-чуть поворошу
угли того костра, что нас согрел.
Не верю, что совсем он прогорел
и в Вере перед Небом не грешу.
Я ночью, когда звезды холодят,
ищу тепло в потухшем костровище.
И мнится мне, угли еще горят,
и рано говорить о пепелище.
И трогая огня уснувшее тепло,
вдыхая с ночью дым воспоминаний.
Я думаю, а может ли оно,
еще воскреснуть, превратиться в пламя?
Я голыми руками ворошу золу
и так хочу обжечься, чтоб до боли.
Что все случилось не по нашей воле.
И я тебя в ночи опять зову.
А ты, растаяв в мимолетном сне,
в каком-то чуждом, темном наваждении.
Совсем ушла в кромешной темноте,
костер потухший обойдя без сожаления.
Сегодня ночью раскрошились облака,
и крошки мне стучали в подоконник.
Порывов ветра сильная рука,
давила четырехугольник
ослепшего, уснувшего окна,
снаружи занавешенного мглою.
И облаком размытая луна
пыталась комнату светить собою.
Сметение в природе и в душе
в тот миг так удивительно совпало.
И свет окна-прозрачное клише
мне повторений контур рисовало.
И возбуждало взяться за перо,
прорисовать за ним штрихи исканий.
А крошки сыпались на темное стекло,
все удлинняя цепь воспоминаний…
Огонь лампадки темного стекла,
то свет, то тень, на образа бросает.
И мнится, что иконы оживают,
и взгляд скользит из красного угла.
Так удивительно печален и спокоен,
и вместе с тем пронзителен как крик.
Душа трепещет в поясном поклоне,
и нарисованный все ярче лик.
У Спаса, что совсем не рукотворен,
и синева из глаз, печать на полотне.
И Отче наш молитвой проговорен,
и легкость от молений в голове…
Треск фитилька в ночи и запах масла,
и светлячок в бутылочном стекле.
Стучит в него, что Вера не угасла,
и есть дорога в непроглядной тьме.
И он покажет, он зажжен и светит,
и души мотыльками льнут к нему.
И он один такой на всей планете,
и вся планета с ним летит сквозь тьму.
Хозяином зажженная лампадка,
в простой душе, в простой избе.
Останется всегда для нас загадкой,
загадкой неразгаданной в себе.
Мне грустно, мы опять расстались,
я так привык к тебе за эти дни.
Хоть в сердце и в душе они остались,
но что нам день, он только миг в любви.
Я в эти дни держал в ладонях радость,
ее глаза светили мне во сне.
И милых губ естественная сладость,
принадлежала мне и только мне.
Ты мое первое единственное счастье,
ты мое солнце, летний дождь, цветы.
Твое тепло лекарство всех ненастий,
твоя рука преграда всей беды.
… мне просто очень хочется к тебе.
Смешон порыв, и я, тем более комичен,
комок противоречий так велик во мне.
И я ослаб под ним, и обезличен.
Моих стихов послания немые,
стучаться в дверь закрытую твою.
Но принципы твои как псы цепные,
не пустят их, и я тут зря стою.
Конечно, мы уйдем, не стоит дорогая,
минутной грустью тормошить себя.
Тебе без нас, все сбудется, я знаю,
займется место там, где не был я.
Прости приход наш крайне неудобный,
взгрустнулось, осень, ветер как всегда.
И фоном груз тоски внутриутробной,
а впрочем, все что выше, ерунда.
Мне просто, просто хочется к тебе,
хотения поэта так эгоистичны.
Грубы, не сдержанны и хаотичны,
Конец ознакомительного фрагмента.
