Извините меня, дорогой или дорогая… Не знаю даже, на вы или на ты обращаться. Да и вообще не хочется фамильярничать: «дорогой читатель». Не хочется притворяться. Обращаться к читателю – значит сознавать себя писателем. А я – нет, я тоже читатель. Просто так уж получилось, что вы (или, например, ты, сынок, или ты, дочка, – ведь с вами на вы совсем было бы странно) читаете то, что я написал. Извините. Я тоже больше люблю читать.
Давайте условимся, хоть на страничку, что я не пишу, а просто высказываюсь. Делюсь эмоциями. Говорю, как читатель читателю. Ладно?
Читать гораздо труднее, чем писать. Пишешь – что в голову пришло, в собственную. А читаешь – что другому пришло в голову, в его голову. Неизвестно, легко ли будет это в свою голову впустить, да и стоит ли усердствовать. Всё подряд в себя принимать рискованно, а полезное отпихнуть тоже обидно.
Вот и получается, что читательское искусство сложнее и важнее писательского.
Мы, читатели, начинаем проявлять свое искусство на уровне отсева – когда решаем, чего читать не будем. Выбрать, что читать, не хитрость: книг кругом великое множество. Заранее угадать, что по душе придется, почти невозможно, а что пользу принесет – тоже не распланируешь. Значит, искусство прежде всего в том, чтобы от лишнего отказаться.
А дальше просев начинается. Это когда мы уже в чтение пустились. Напрасно автор будет надеяться, что раз мы его читаем, то зависим от него, от его писательского мастерства. Это он от нас целиком зависит: что мы у него скорлупой сочтем, а что ядрышком. Вот где творчество начинается! Найдет на нас читательское вдохновение, и мы автора до гениальности поднимем. Наступит у нас творческий кризис, и автору погибель. Любим мы сегодня самих себя – и только своё из книги выцеживаем. Встрепенемся к новой жизни – тогда знакомое нас тяготит, новизну ищем. По сравнению с нашим талантом авторский талант почти никакой роли и не играет. А в минуту особого озарения мы любую пустышку в классику обратим. Вот какова сила нашего читательского искусства!..
Если бы я писателем себя числил, то это только запев был бы у меня, только присказка. А так – нет. Поделился мыслью с собратом-читателем, и хватит. И тебе (или вам, или даже Вам) пора за натуральное чтение приниматься, и я вернусь к подлинному своему, читательскому призванию. Извините.
Новичку всегда удивительно2
Вот и мне, давнему почитателю фантастики, разрешено побывать в прошлом. Недолго, всего несколько троллейбусных остановок прокатиться. Зато рядом со мной, у окошка (да-да, вспоминаю, всегда у окошка) сидит с открытой книгой столь знакомый и столь неизвестный мне теперь подросток – худой, долговязый и невзрачный, в коричневом берете и в черном драповом пальто, перешитом из дедушкиного (да-да, и полы его всегда путались в ногах при быстрой ходьбе). Мне, правда, не позволено выходить из роли попутчика, зато я слышу мысли, рассеянные среди фраз мелвиллского «Моби Дика».
«Новичку всегда удивительно, с какой привычной и бессознательной ловкостью сохраняет равновесие китолов, стоя в своем вельботе, который швыряют со всех сторон буйные и своенравные кипучие волны…» Интересно, на вчерашней вечеринке Наташка действительно притворялась, что я ей до лампочки, или в самом деле… Притворялась, наверно. Как же, как же: «На людях надо вести себя картинно…» Но провожал-то ее я. И руку не сразу отняла… Отличная у нее рука – гладкая, теплая… Вообще она красивая… Интересно, смогу я поцеловать ее в следующий раз?.. Трудно: только подумаешь, сразу сердце колотиться начинает… Но, по-моему, она сама этого ждет… Это, наверно, здорово – целоваться…
