– Катя, передай Юле кусочек пирога.
– Хорошо, – сказала Юля и передала пирог Кате.
– Спасибо, Катя, – поблагодарила Катя Юлю.
– А ты, Юля, кушай-кушай.
– Ага, – согласилась Катя и послушно принялась жевать вкусный яблочный пирог.
Вы можете подумать, что прочитанное вами является диалогом пациентов психиатрической лечебницы, но это не так. Вернее, не совсем так. Катя – это я, Юля – моя закадычная подруга, и со всей ответственностью могу заверить, что мы абсолютно дееспособны. Ну, случаются, конечно, как и у всех людей, маленькие отклонения: я, например, личность весьма деятельная и эмоциональная и, если занесет немного не туда, могу сорваться на истерику, типичную бабью истерику с битьем посуды и гневливыми высказываниями в адрес обидчика на повышенных тонах; Юля же личность спокойная, меланхоличная, и иногда впадает в депрессию, при которой не ест, не пьет и ни с кем не разговаривает. Но знающие нас к такому поведению давно привыкли, а с незнакомцами мы, опять же, как и все нормальные люди, стараемся держать себя в руках. Вот и я сперва без конца поправляла эту старушку, неизбежно путающую наши имена, затем свыклась. Так мы и живем. Юлька откликается на Катю и, ежели слышит из уст старушки свое настоящее имя, даже не рыпается, поняв, что зовут не ее, а меня. Я, соответственно, стала отзываться только на Юлю.
Сейчас поясню, что же это за старушка такая и кем она нам приходится. Вообще говоря, никем. У Юльки там, на большой земле, в Московской области, откуда мы и приехали, имеются в наличии любящие родители, у меня же – любящие мама и бабуля. Само собой разумеется, родные нас не путают. Но вот мы решили провести отпуск на побережье Черного моря, впервые оторвавшись от юбок мам куда-то далеко (Юльке – девятнадцать, мне через шесть недель будет двадцать), купили билеты на поезд Москва-Туапсе и приехали в далекий город в надежде, что нас здесь ждут с распростертыми объятиями. Однако в середине солнечного июня, да еще и с нетолстыми кошельками нас ждали неохотно, пришлось немало помаяться, скитаясь по городу в поисках дешевого жилья. Вот таким макаром, поблуждав на чужбине с четырнадцати десяти – время прибытия поезда – и почти до самого вечера, мы оказались у бабки, что была глуха на правое ухо, подслеповата на оба глаза, носила вставную челюсть, которую на ночь бережно складывала в большой граненый стакан, и путала все на свете. Единственное, что она хорошо умела делать, – это считать полученные за жилье деньги, все-таки борьба за выживание в побережных городах и поселках, где вовсю царила безработица, велась нещадная.
К тому времени, как мы, идя вдоль тротуара, напоролись на божий одуванчик, облаченный, несмотря на жару, в шерстяное платье и платок, повязанный вокруг морщинистого лица, с табличкой на груди «Сдаю нищим студентам», мы настолько выбились из сил, что, едва переступив порог, назвав свои имена и уплатив довольно скромную за десятидневное проживание сумму, тут же повалились на предоставленные кровати и уснули, совсем не постеснявшись того, что за столько часов нахождения в солнечном Туапсе так и не увидели море, ради которого, в общем-то, и приехали и которого не имели счастья видеть вживую уже много-много лет.
Юлька разбудила меня около половины двенадцатого вечера этого же дня (а легли мы в девять) с предложением поужинать. На удивление, хозяйка, назвавшаяся бабой Дусей (а по паспорту она Евдокия Карловна), еще не спала. Вот тут-то мы и познакомились по-человечески. Баба Дуся объяснила, как добраться до ближайшего пляжа (оказалось, что он совсем рядом), и накормила вкусным ужином – картошечкой, пожаренной на настоящем топленом масле, и окрошкой, заправленной квасом собственного приготовления. Моя подруга окрошку не уважает, потому кушать не стала, а вот я, не беспокоясь о том, что придется засыпать со вздувшимся от переедания желудком, усиленно налегала и на то и на другое. Уже тогда стало ясно, что запомнить старухе, кто из нас кто, не дано, и мы оставили сие бесполезное занятие, справедливо рассудив, что особой разницы между Юлией и Екатериной не имеется. Это вам не Эсмеральда и Яю-дзы, а два самых популярных русских имени. При всем при этом нам и друг дружку пришлось величать в том же самом порядке, так как Евдокия Карловна, услышав как-то раз, что я назвала Юлю ее собственным именем, обругала:
– Как не стыдно, Юлечка, столько лет с подружкой водишься, а имя ее путаешь! Катенька она, Катенька!
Ну что тут поделаешь? Расстраивать старых людей – грех, посему я извиняющимся тоном произнесла, обращаясь к Юльке:
– Прости, Кать, так с дороги устала, что заговариваться начала.
Моя подруга, еле сдерживаясь, выбежала с кухни, чтобы насмеяться вдоволь.
Сегодня нас накормили яблочным пирогом, снабдили подробнейшей инструкцией по пользованию пляжем и морем и с богом отпустили на свидание с ними же. Зря мы сунулись сюда в одиннадцать часов… Галечный пляж был так основательно забит, что в голове появлялись мысли, а не с вечера ли тут занимают места. Если так, возможно, уже сейчас стоит записаться на вечернее посещение? Однако все недовольство, вызванное угрожающе большой плотностью социума на единицу площади, с лихвой окупило море. Такое бирюзовое, а ближе к горизонту – синее, и такое умиротворенное, спокойное, тихое, теплое, бездонное, бескрайнее… Короче, эпитеты можно подбирать до вечера следующего дня, ни разу не повторившись.
