Вернувшись в свой кабинет, майор Горбовский обнаружил, что забыл выключить радио. Начальник Управления по городу и области вызвал его прямо после оперативки. Горбовский как раз, вскипятив чайник, устроился с дымящейся кружкой за столом, чтобы прослушать последние известия и прогноз погоды.
Но, поскольку генерал потребовал явиться срочно, Захар Сысоевич, давясь и обжигаясь, выпил свой чай и выскочил в коридор. Потом хлопнул себя по лбу, вернулся, запер кабинет и намертво забыл о репродукторе. Начальника отдела борьбы с организованной преступностью к руководству Главка по пустякам не приглашали.
За мутным стеклом чуть вкось летел мокрый снег, и радио вновь передавало новости – только уже следующий, пятичасовой выпуск. Женский звенящий голос взволнованно говорил в пустоту тёмного кабинета:
– Положение в столице Румынии продолжает оставаться крайне напряжённым. Сторонники свергнутого диктатора Чаушеску не прекращают попыток…
Теперь для Захара не существовало никаких, даже крайне важных событий. Он нажал на клавишу, и приёмник, щёлкнув, умолк. Не зажигая света, майор нащупал кожаную спинку вертящегося кресла на колёсиках, медленно придвинул его поближе и сел. Надорвал пачку «Опала», погремел спичечным коробком. Сегодня был несчастливый день, и первом делом сломалась зажигалка.
Кабинет окончательно погрузился во мрак. Рубиновый огонёк сигареты горел над столом майора, освещая несколько тощих кожаных папок, письменный прибор с калькулятором, фотографию жены и детей под стеклом, керамическую пепельницу с давнишними окурками, манжету и чёрный рукав пиджака Горбовского.
Прежде чем вызвать сотрудников, Захар должен был ещё раз обдумать всё услышанное и сообразить, с чего же следует начинать. Пройдёт несколько минут, и вспыхнут под потолком лампы дневного света; в кабинете сделается шумно и тесно. За длинным столом, образующим вместе с майорским букву «Т», соберутся его ребята, чтобы выслушать сообщение начальника.
Суть нужно объяснить в двух словах, оставив побольше времени для обмена мнениями. Максимум три часа остаётся в запасе на сегодняшний день, а дальше большинство сотрудников уйдут на выходные. Но приказ не допускает вариантов – работу по контрабанде нужно пустить в первую очередь.
Отдел борьбы с организованной преступностью должен помочь УКГБ в невероятно сложном деле. У Горбовского специалисты, в его отдел собран весь цвет из Главного и районных управлений. Кроме того, в распоряжении майора находится разветвлённая агентурная сеть, которой откровенно завидуют даже «верхние этажи» – так называли в милиции КГБ. После вступления начальник Главка сжато обрисовал ситуацию и изложил свои требования.
Дверь кабинета кто-то попробовал открыть. Она подделалась, чему в коридоре удивились.
– Не заперто? А почему света нет?
– Заходи, Геннадий. И заодно нажми выключатель…
Горбовский выпрямился за столом, гася окурок в пепельнице. Лампы под потолком, как всегда, сначала мигали и потрескивали, но потом загорелись ярко и загудели ровно. Захар через стол протянул руку своему заму, майору Петренко.
– Только собрался тебе звонить…
– Я уже несколько раз толкался, и всё время было закрыто. У генерала заседал?
Геннадий сел напротив Захара, боком к столу для совещаний. Пронзительный свет заливал кабинет, позволяя каждому из в деталях видеть другого.
По морщинистому, треугольному, с лихорадочно блестящими синими глазами, по мученически сведённым на переносице бархатным бровям Горбовского Петренко понял – начальничка если не взгрели, то сильно озадачили. Так много Захар курил лишь в исключительных случаях – по кабинету плавали клубы дыма, а в пепельнице громоздилась горка свежих «хабариков».
Тёмно-русая, с проседью, шевелюра Горбовского, взлохмаченная пальцами и влажная от пота, напоминала развороченный вилами стог перепревшего сена. Захар, в свою очередь, изучал впалые щёки Петренко, его очки с цилиндрами в импортной серебристой оправе, и завидовал ровному пробору в напомаженных пепельных волосах. Худой и высокий, в сером респектабельном костюме и начищенных ботинках, холодно-официальный и насмешливый, Геннадий Иванович походил на фирмача.
– Генерал вызывал? – ещё раз спросил Петренко, чуть наклоняясь вперёд.
Горбовский увидел его глаза. Светло-серые, сильно уменьшенные линзами очков, они своей полнейшей бесстрастностью напоминали стеклянные. Захар где-то внутри вспыхнул, поняв, что зря всё-таки обнаруживает свои чувства при подчинённых. Геннадий прямо не говорил, но Горбовский понимал, что выглядит в глазах зама, мягко говоря, не шибко умным. И в данный момент Петренко, конечно же, думает, почему их, родившихся в одном году и находящих в одинаковом звании, расставили на служебной лестнице так, а не иначе.
В восемьдесят седьмом году они пришли во вновь образованное подразделение из второго подотдела уголовного розыска – так называемой «двойки». Они поднаторели на «глухих» убийствах, оба имели по ордену Красной Звезды, и послужной список Захара смотрела ничуть не лучше, чем у Геннадия.
