© Артём Игоревич Юганов, 2021
ISBN 978-5-0053-4316-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Тридцать ночи по Москве —
Я в опавшей нелистве
Предзамкнул сухие веки
Ярко-серой синеве.
На часах пришла пора:
Горклым криком со двора,
Раздвоеньем человека
Нулекратное «ура».
Тишина туда, где ты.
Кокон моря без воды.
Мановеньем-четвертьвеком
Гений вечной мерзлоты.
Сидя слегка, прижавшись в чём-то уголком к тетради,
С чувством клавишей на лице и на гарнирной пряди,
Между литром озона, стянутым вскрытыми в солнце глазами,
Но и не сам и не самый, и не за самыми небесами.
И не за матовыми словами сплавлялись во хороводы
Мотыльки или лампочки – мне плевать, я за звёздами в воду.
Был чистоплотным – всегда смывал за собой улыбки.
Верил в часы, похмелье и секунды между рекламами.
Часами стоял у плиты, решая, насколько хочет есть.
Рисовал на зеркале зверят и маленькие паровозики,
Внешний вид находился на грани вымирания.
Единственный телефонный номер
Начинался на восемь, а оканчивался
На неизвестно сколько километров дальше,
Чем она жила раньше.
Со скуки сходил в больницу – прописали суицид.
Говорил себе, что он маленький Будда,
Который танцует под луной на розовой травке,
Обвешанной колокольчиками в виде сердечек,
С лысыми одуванчиками.
Чистил зубы по утрам, вечерам, пятницам и воскресеньям,
Потом не чистил – вернул бабушке.
Когда брил кошку, заметил, что она уже испортилась.
Пропустил свидание из-за ядерной войны.
Хотел бы жжением, истерией,
Хоть всем собой сквозь первейший лёд,
Сквозь омут памятнейших мистерий,
Но, знаешь, она живёт.
Там, в подворотне под Ленинградом,
С башкой, побритой наискосок,
Закрашу окна губной помадой,
Налью в бокалы собачий сок,
Я научусь кричать так громко,
Что мухи спрячутся по домам,
На венах нитками и иголкой
Нашью две птички под стать словам,
Я буду драться за шум прибоя,
Я буду верить, что снег придёт,
Я буду в прятки играть с собою
На раздевание. Бог спасёт.
Кажется, всё-таки верю вам.
Я не дерево – я листок на дереве.
Я – только сейчас. Я не стою дорого.
Я – лишь свалка для археолога.
Я живу не собой и не парою.
Я – то новое, что через год забытое старое.
Когда мы летим, то уже не мы.
Снег растает после первой последней зимы.
В тишине одинокого мира
Будут долго кусаться стены.
Где шаги, там и звуки забытого пира —
От угла до угла и до первой отмены.
В каждом шаге пустые клетки —
В каждом слове пустые звуки.
На лице из присохшей до боли салфетки
Сделан маленький самолётик скуки.
Реверсивная хроника событий
Тронь меня, и ты тронешь сухой ручей.
Он
Стал вместилищем гадких тварей,
Больше чьих-то. А я ничей.
Тронь, и ты тронешь сырой бетон,
Затонувший под сводами
Годами.
Некого
Забирать из-под той где листва осени —
За себя не просим,
Да и если бы склеить бы,
Но из осени никого.
Только вязкой мольбы только вязкие мольбы
Изредка.
Только правда – залог судьбы
Без ответа на почему.
Только бы – раз прошу, то и некому,
И что ради ли вязаного потолка,
По закатному выпачканного ли обоями,
И к чему бы?
Генерирую осколки вакуума.
Довожу созерцание до ума.
Ставлю руки свои выше их ног.
Тишиной превозмогаю звуки, которые бог
Позабыть помог.
Нахожу ангедонию лучше общества
И по запаху, и вообще,
Ровно также ищу экспрессивные вещества
В бренной разности из вещей
На границе фрустрации и волшебства.
Идею льняных одеял
Обуяло кошачье сердечко,
Грызущее статус начал,
Так похожих на вечность,
На космос вчерашнейших зим,
Начинавшихся словом «прости»
Или раньше, чем в приторной робости
С тем или с ним.
Настоятелью гипотомании
Стало громкое так блистательно,
Что шептало, молилось нательно,
Но при смерти от вымирания.
В комнате с видом на стекло
Каждое зеркало кажется слишком разбитым для праздника,
Стены пропитаны спреем от комаров и ещё чем-то очень похожим
На старый запёкшийся мёд.
В этой комнате
Мусоропровод забился – да, он был единственным выходом —
Многое здесь нарисовано пальцами ног от угла до угла и ночами,
В которых горели глаза.
В этой комнате
Пыльные лампы забыли, что свет – он лишь то, что даровано
Каждой из них
Для других,
Но пыль поравнялась с вместилищем рук, глаз и лёгких,
Давая забыть, что ты есть.
В этой комнате
Многие так никогда и не смогут узнать, что их нет,
Этих тряпочных стен, как и многих не стало
В той комнате с видом на стекло.
Граница пространства – воздух
Всё в порядке, на месте, в действии,
Не колышется больше нормы.
Словно камень, рука в приветствии
Замерла, чтоб давно знакома.
Дрессированы складки личности
На лице, на руках, походке.
Огранённый кристалл обычности
Вскользь рукою дрожащей водки.
Бесконечность шагов пульсации
По наезженному отрезку.
Вправо – влево – прокрастинация.
Жизнь, подвешенная на леску.
Многоразовым днём окрещенный,
Упокоенный, заменимый,
С указателем для затрещины —
