Я совершенно точно убила свою мать.
Ладно, может быть, не совсем точно, но я была в этом совершенно уверена. На девяносто процентов уверена. Ну… может, на восемьдесят пять.
Все зависело от того, заперла я входную дверь, когда выходила из нашего дома сегодня утром, или нет. Но как бы я ни старалась, я не могла вспомнить, закрыла ли ее. И если нет, что ж, тогда велика вероятность, что маму, которая перекрашивала кухонные шкафы, когда я уходила, убил грабитель.
Или она была съедена беспринципным гусем, что звучит нелепо, но только если вы не встречали гусей, которые живут в Лондоне.
День начался не с такой трагической ноты. Стоял жаркий июль, только что закончился учебный год, поэтому я сразу после обеда вышла из дома, чтобы встретиться со своей лучшей подругой Эмили, ее младшей сестрой Тэм и двумя ее подругами. Мы сели в автобус и поехали на другой конец города – в один из тех парков развлечений, которые всегда открываются летом. Мы планировали эту встречу несколько недель, и поначалу все было потрясающе: мы ели мороженое, греясь на солнышке, по очереди катались на гоночных машинах и пытались выиграть гигантских плюшевых медведей.
Мы только что встали в очередь к колесу обозрения, когда Тэм сказала что-то о запертой комнате в детективном романе, который она читала, и мне вдруг пришло в голову, что я не могу вспомнить, заперла ли я входную дверь.
Уже с беспокойством я прикусила кончик большого пальца, наморщила лоб и снова попыталась все вспомнить. Я представила, как выхожу из дома и вставляю свой серебряный ключ в серебряную замочную скважину; но точно ли это случилось сегодня, или воспоминание было одним из бесчисленных миллиардов других, когда я запирала дверь?
– Кики? – Эмили легонько ткнула меня локтем. – Ты в порядке?
Я кивнула и попыталась сосредоточиться на том, что она и другие девочки говорили, но все, о чем я могла думать, это входная дверь моего дома. Предположительно порядок возможных последствий незапертой двери был примерно такой: грабитель (или гусь) видит незапертую входную дверь; грабитель (или гусь) не может поверить, насколько ему повезло; грабитель (или гусь) натыкается на маму при попытке ограбить кухню, а затем неизбежно грабитель (или гусь) убивает (или съедает) маму.
Эмили перевела взгляд на мою руку и с беспокойством наблюдала, как я терзаю ноготь большого пальца.
– Ты не в порядке, – решила она и понизила голос, чтобы Тэм с подругами не услышали ее слов. – Что случилось?
Любому, кроме Эмили или мамы, я бы солгала и притворилась, что мне плохо, или у меня болит голова, или что-то в том же роде, но это была Эмили, поэтому я сказала ей правду.
И поскольку это была действительно Эмили, она выслушала меня и кивнула:
– И неважно, если я скажу тебе, что смерть твоей матери от гуся крайне маловероятна, не так ли? Потому что, если уж эта мысль оказалась в твоей голове, ты не сможешь избавиться от нее?
Она так хорошо меня знала.
– Я должна пойти домой и проверить дверь, – сказала я. Стыд, гнев и разочарование заставили меня стиснуть зубы. – Если я этого не сделаю, то просто проведу остаток дня в переживаниях.
– Хорошо, я пойду с тобой.
– Нет! – запротестовала я. – Останься. Мне будет только хуже, если ты тоже уйдешь.
Эмили поколебалась, но затем сказала:
– Моя мама сегодня приготовит китайскую тушеную курицу на ужин. Поужинаешь с нами?
– Тушеную китайскую курицу с имбирем? – спросила я, оживляясь.
Эмили усмехнулась:
– Ага.
В общем, пообещав прийти к ней на ужин, я покинула парк в более приподнятом настроении. По дороге домой, закинув ноги на сиденье в автобусе, я достала из рюкзака пухлый альбом и быстро набросала рисунок колеса обозрения. Я изобразила крошечное радостное личико Эмили, выглядывающее из кабинки на самом верху, а затем и свое лицо рядом с ней. Хихикнув про себя, я добавила чайку в небе над нами, какающую на голову Эмили. Подруга будет в восторге, когда я позже покажу ей этот рисунок.
Я опустила карандаш и некоторое время просто смотрела на набросок. Вид миниатюрной версии меня, такой счастливой на этом колесе, заставил почувствовать, что я все-таки провела время не зря. К тому же в те двадцать минут, которые я потратила на набросок, я совершенно не думала о своей входной двери.
Но когда я вернулась домой и обнаружила, что входная дверь все-таки заперта, все теплые и нежные чувства, которые вызвал у меня этот рисунок, растворились быстрее куска сахара в горячем чае. Я видела свое размытое отражение в матовом дверном стекле и буквально сверлила себя взглядом – другую себя. Я была в ярости: пропустила веселый день со своей лучшей подругой, потому что не могла перестать думать о двери.
Я тихонько вошла в дом, борясь с искушением громко хлопнуть дверью.
Наверное, я могла бы вернуться в парк развлечений, но тогда Тэм и ее подруги решили бы, что я еще глупее, чем они думали раньше.
Насколько я могла судить, большинство людей не становились одержимыми от случайной мысли или страха до такой степени, что
