Часть 1. О куклах и не только.
Что-то начал и что-то закончил.
Без смысла и прочего, без заморочек.
Выпил пивца, просроченного,
Конченый – он и в Африке конченый.
Точно, с мозгом попорченным.
(Голос из найденного на пляже старого приёмника)
Глава 1.
У человека, который время от времени становился мной, неприятно затекли ноги. И кресло мне нравилось, хоть и было довольно тесное и уже пахло, моим возрастом, видимо. Этот вечер было решено продолжать в обычной манере – круглосуточный компактный магазин в подвале у подъезда сразу предложил варианты развлечений: ряды разноцветных бутылок и бутылочек приглашали разделить с ними досуг. Читать их названия было скучно, я использовал воображение, выбирая выпивку исходя из формы бутылки, цвета жидкости в ней и общего впечатления от надписи, привлекая тем самым к выбору туманные ассоциации, случайно залетевшие ко мне в жизнь. Я не вспоминал потом о сделанном выборе с желанием повторить ощущения. Итак, телевизор работал без звука, я, втиснутый в суровое кресло, релаксировал на свой манер.
Привычка смотреть ящик без звука пришла сама собой, когда я понял, что информация, принимаемая оттуда на слух, не та, без которой нельзя обойтись. Мелькающие картинки как-то оправдывали одинокое сидение в одной позе, типа, ощути себя частью видимых процессов. Так вот, затекли ноги, я выпрямился, похрустел хрустящими частями тела, подошёл к окну. Вечер был без ветра и дождя, вполне годился под пройтись слегка. Прогулки проходили по одинаковому маршруту – от афиши к афише. Изучая их, я когда-то отметил, что с каких-то пор мир перестал сам себя воспевать в искусстве, во всех театрах крутили «классику», актёры десятилетиями играли Чичиковых, их фанаты, по-видимому, могли припомнить, как с возрастом ломался у актёра голос и начинали расти усы. И вот, протекая от столба к столбу, я ощущал движение по обратной спирали времени, с удаляющимся настоящим, под руку с отработано сыгранным прошлым.
Мой глаз остановился в миллиметре от носа чучела Буратино (или Пиноккио) у театра Юного Зрителя, нос был облупленный, но без следов крови. Для юного зрителя уровень острого носа был безопасен, но «скульптор» не учёл долговязых датых мечтателей, почём зря лазающих по темнеющему городу.
Я остановился, то есть, меня пригласил остановиться носатый персонаж. И первая мысль-вопрос, которая меня посетила в этой связи – во времена Пиноккио в театре показывали прошлое или будущее, то есть, настоящее? И Пиноккио не выдуманный персонаж, а реальный механизм, который автор хотел очеловечить. И у него получилось. И у автора, и у куклы все получилось! Я, как человек, давно и успешно практикующий экскурсии в пограничные состояния, осознал, что автор книги о деревянной кукле был вполне в своём уме, может, немного принявший на грудь для бодрости духа, но не с целью погружения в мелькающий сквозь дурман изменённого сознания фантастический мир.
И Коллоди, и Кэролл не творили в параллельной реальности. Это было бы скучно, для таких как они было бы неприятно быть затасканными любителями аллегорий и скрытых смыслов, умереть ещё и с клеймом сатирика, доставшись потомкам юмористами и хохотунами.
Нет. Пиноккио был настоящим. И я захотел узнать о нем все. Спасибо автору местного Буратино, за то, что он совершенно закатал в асфальт малейшие намёки на смысл истории-прообраза. Но, ему и спасибо, он этим привлёк мое внимание!
"Чичиков – красава", – услышал я от проходящей мимо пары. «Ну да, ну да», мысленно поддержал я их диалог, получилось, как я люблю: ноль информации, только обмен чистыми энергиями. И, кстати, опять о Гоголе что-то, я и не ждал, само напросилось. Меня потянуло опять в своё кресло, я вяло потрусил в направлении своего убогого жилища, с намерением то ли выспаться, то ли забыться. Пока я шёл, я жалел Гоголя, ведь, вдруг он ещё при жизни узнал, что его «Мёртвые души» – находка для толкователей и интерпретаторов, никто уже просто не может прочесть текст не ища подтекста. Слишком уж отравили басни самое драгоценное – способность прямо поболтать, с собой ли, ещё с кем-нибудь… Слышал, что и у царей-королей были сатирики-умористы на службе, нельзя без них было обходиться? Пишут, что шуты говорили правду и им за это ничего не было, ну, вот вам и призвание – это как спинку почесать, не лечебная процедура, а приятно. И времени на это своего не жалко. Юмор хорошо понимаю, когда солнышку улыбаюсь, фразы складываются тогда такие, освещённые, игривые, юмор в них тоже найдётся, не в виде анекдота с либретто, а так, вслух похихикать, не удержавши восторга внутри. Если театр сатиры и есть самая суть веселья в общем представлении, то, извините, помощь так скоро не подоспеет. Не может быть чистой радости в подтекстах, это ширма, за которой прячутся глубоко униженные люди, которые прячут за гримасой улыбки свои мрачные страхи, делятся этими страхами с другими, мрачно их ранят, отучают от чистой мимики и мыслей. Что же там с шутами? О, появление шута означает появление двух противоположных сторон поединка: именно, шута и, скажем, тирана. Федор Двинятин против команды телезрителей! Просто дубиной по башке непокорному на правах доминанта не комильфо, надо, чтобы эпично добро со злом сражалось, массы же вокруг не могут быть тоже доминантами, а пища, а прочие радости тела? Хорошая тема соревнования, это ведь и война и просто кто дальше плюнет, все вокруг заняты страстями болельщиков, шарфы навязали с логотипами клубов, билеты выгодно купили, все при деле. Вот лев в Африке, мрачно брутальное животное, все признаки прямолинейного самодура. Вымахает такой, если, там, чумка или такой же тип постарше не завалит во младенчестве. Лежит и принюхивается (в основном, лежит, в теньке). О, пронеслось чем-то съедобным по ноздрям, поедем-поедим. Порычим, если надо, всей богатой пастью помаячим, о, как меня природушка не обидела совсем зубищами! Поел-поспал, по дороге подростка задрал, хотел второго, но львица помешала. Ага, львицу возьмём как представителя команды-соперника, тоже, что ли, по матушке-природе, как у нас, смертных? Нее, львёнок освобождает львицу от молока, даёт смену ощущений, видимо, приятную. Мама-львица не даст так просто забрать источник наслаждения, красиво пойманный буйвол насытит, но с материнским молоком не поможет, мухи отдельно. Лев тревожим запахом пищи и запахом самки, вот и все тревоги, все вытекающие из этого конфликты вполне впору одному царю зверей, болельщики, там, добро-зло, так, мимо кассы. Какая сатира, какой такой острый юморок к этому всему?
