1984 год, Москва, парк Сокольники, май месяц. С несколькими сотрудниками крупного медицинского института, где работаю уже приличное время, прихожу на крупную международную выставку Медицина – 84. Осматриваю разложенные на витринах экспонаты, медленно перехожу от стенда к стенду. Всё интересно, всё блестит, урчит и переливается. Жужжат миниатюрные насосики, пульсируют разноцветные экраны мониторов, попискивают измерители пульса и давления. Голова идёт кругом от невиданного дизайна! Хочется запомнить и унести с собой всё это великолепие, хотя бы в памяти, хотя бы в рекламных листках. Прохожу экспозицию фирмы «Дюпон», «Майерс», «Сарториус», «Сименс»… Медленно, но неуклонно в моей душе начинает нарастать раздражение. Почему всегда получается так, что то, что делаем мы, на голову хуже смотрится, чем то, что представлено на таких вот экспозициях? Хотя, в общем и целом, сущность наших разработок ничуть и не уступает иностранным, меня завораживает их общий вид, блестящий лоск, красота и внешнее оформление. Стыдно признаться, но все свои «передовые» инженерные разработки я, как правило, начинал с посещения институтской свалки, откуда и черпал запчасти и многие комплектующие детали для своих «новинок».
Хожу, кручу головой направо и налево, пытаясь объять это необъятное техническое великолепие. Стараюсь запечатлеть хотя бы в памяти общий вид, способы крепления на стендах, принцип действия тех или иных приборов. Ничего подобного у нас не почему-то выпускается, а потребность в этом имеется огромная. Запасшись пластиковым пакетом, старательно складываю в него глянцевые проспекты и рекламные листки. Мимо меня по широкому проходу между стендами тянется сплошной поток разинувших рты посетителей, и я невольно задерживаюсь на месте, чтобы не ломиться сквозь толпу.
И тут мой рассеянный взгляд на какое-то мгновение встречается с взглядом другого человека стоящего чуть наискосок от того места, где я застрял. Правильной формы ухоженное лицо, аккуратно подстриженные рыжеватые усы, очки с чуть зеленоватыми стёклами. Что-то знакомое чудится мне в его облике, что-то, что навевает смутные воспоминания. Непонятно лишь то, откуда я могу знать этого усача? Поднимаю взгляд выше и читаю название представляемой им фирмы. Название довольно занятное: – «Blood international», переводится примерно как «Международная кровь». Любопытно, но совершенно не по моему профилю. Тем временем, чем-то привлёкший моё внимание стендовик слегка наклонился к подошедшему к стенду посетителю и при этом сделал небольшой шаг вперёд.
По тому, как он тяжело опёрся на трость, которую держал в левой руке, я сразу понял, что у него большие проблемы с левой же ногой. Странно знакомый усатый джентльмен закончил разговор со своим собеседником и на прощание особым образом взмахнул рукой. Меня словно облил холодный душ. Я вспомнил, наконец, где видел этого человека! Перед глазами будто пронеслись удушливые болота северного Вьетнама, вспомнилась тяжесть прыгающего в руке «ТТ» и тот роковой выстрел… С нашей последней встречи, если таковой её можно назвать, прошло почти шестнадцать лет, и изменился он довольно здорово. Но вот этот его характерный жест рукой и малоподвижная нога инвалида…
– Эй, Юджин! – воскликнул я, переходя на английский и делая шаг по направлению к нему. Это что…, ты? Ты как здесь оказался?
Вижу как мужчина, к которому я обратился, от неожиданности вздрогнул, и тревожно вскинул голову. Да, это был точно он, бывший пилот-радист Юджин Блейкмор. Его глаза растерянно скользнули по непрерывно снующей в проходе толпе и, наконец, уткнулись в меня. Момент, надо сказать, был напряжённый, и от вполне понятного волнения у меня даже вспыхнули уши. Каково это через много лет встретить своего смертельного врага? Как теперь смотреть друг другу в глаза? Согласитесь, трудно адекватно реагировать на столь неожиданную встречу с человеком, которого в своё время очень хотел убить, и который в свою очередь был совсем не прочь покончить с тобой.
Несколько секунд мы смотрели друг на друга, не трогаясь с места, а потом (вот уж никак не ожидал), мы бросились в объятия друг к другу, будто не видевшиеся много лет кровные братья.
– Сас-ша, проходи сюда, в мои апартаменты, – энергично подталкивал он меня через минуту, препровождая в тесную каморку, устроенную за пластиковой ширмочкой экспозиции. Оставив за себя переводчицу, Юджин через несколько секунд вошёл туда же и, задев ногой стул, уселся на соседний стул. Звук от соударения был чисто металлический, и я сразу понял, что он носит протез.
Юджин отодвинул стерильно чистую пепельницу в сторону, поставил локти на стол, пристроил подбородок на сцепленные пальцы и какое-то время пристально изучал моё лицо, словно тоже искал на нём знакомые черточки. Насмотревшись вдоволь, он глубоко вздохнул, снял с полочки нераспечатанную пачку «Честерфильда» и, сняв с пачки защитный пластик, вдруг, будто решившись на что-то радикальное, спросил на довольно неплохом русском: – А ты вспоминаешь 68-ой?
Да, я вспоминал те времена. Запомнил навсегда и этот год, и предыдущий, да и последующий тоже. Узнайте и вы, уважаемые читатели, об тех далёких, безумных и кровавых событиях почти позабытой Вьетнамской войны. Будет интересно, поверьте. Ведь ни о чём подобном вы в жизни никогда не читали!
