В эпоху открытий превосходство силы на стороне европейцев было так велико, что они могли безнаказанно совершать в этих отдаленных странах любые несправедливые поступки. Впоследствии, может быть, туземцы этих стран станут сильнее или европейцы станут слабее, и жители всех различных частей мира настолько сравняются в мужестве и силе, что это одно, внушая им боязнь друг перед другом, сможет превратить несправедливость независимых наций в некоторое уважение к правам друг друга. Но скорее всего такое равенство силы может установить взаимное сообщение знаний и ознакомление со всеми видами промышленной деятельности, которые естественно или даже необходимо ведут за собою оживленные сношения между всеми странами.
Адам Смит, «Богатство народов» (1776)[2]
1.1
Капитализм как единственная социально-экономическая система
Я начал эту главу с двух цитат. Первой – из «Манифеста Коммунистической партии» Карла Маркса и Фридриха Энгельса, около 170 лет; второй – из Адама Смита, почти 250 лет. Эти отрывки из двух классических работ по политической экономии, возможно, лучше, чем любые современные произведения, отражают суть двух эпохальных процессов, которые переживает мир. Первый – это утверждение капитализма как не только господствующей, но и единственной социально-экономической системы, существующей в мире. Второй – изменение баланса экономической мощи между Европой и Северной Америкой, с одной стороны, и Азией – с другой, вследствие подъема Азии. Впервые после промышленной революции доходы на этих трех континентах приближаются друг к другу, возвращаясь примерно к тем же относительным уровням, на которых они находились до промышленной революции (конечно, уже на гораздо более высоком абсолютном уровне). Со всемирно-исторической точки зрения безраздельное господство капитализма и экономическое возрождение Азии – события поразительные и, возможно, взаимосвязанные.
Тот факт, что вся планета сегодня работает в соответствии с одними и теми же экономическими принципами – производство, организованное для получения прибыли, использующее свободный наемный труд и главным образом частный капитал, с децентрализованной координацией, – не имеет исторических прецедентов. В прошлом капитализм, будь то в Месопотамии II тысячелетия до н. э., Римской империи, средневековых итальянских городах-государствах или во Фландрии и Нидерландах раннего Нового времени, всегда должен был сосуществовать – порой в рамках одной и той же политической единицы – с другими способами организации производства. Сюда входили охота и собирательство, различные виды рабского труда, крепостная зависимость (когда работник по закону привязан к земле и не имеет права предлагать свой труд другим) и мелкотоварное производство, осуществлявшееся независимыми ремесленниками или мелкими фермерами. Всего лишь сто лет назад, уже при первой инкарнации глобального капитализма, в мире все еще существовали все эти способы производства. После русской революции капитализм делил планету с коммунизмом; в странах, в которых восторжествовал последний, проживало около трети населения мира. Сегодня не осталось ничего, кроме капитализма, если не считать очень маргинальных областей, не оказывающих никакого влияния на глобальное развитие.
Глобальная победа капитализма повлекла за собой многочисленные последствия, которые Маркс и Энгельс предвидели в 1848 году. Капитализм облегчает трансграничный обмен товарами, движение капитала и в некоторых случаях движение рабочей силы – а когда прибыль от международной торговли выше, чем от внутренней, просто жаждет всего этого. Таким образом, не случайно глобализация получила наибольшее развитие в период между Наполеоновскими войнами и Первой мировой войной, когда капитализм властвовал более или менее безраздельно. Нынешняя глобализация также не случайно совпадает с еще более безоговорочным торжеством капитализма. Если бы над капитализмом взял верх коммунизм, то нет никаких сомнений, что, несмотря на интернационалистские убеждения, исповедуемые его основателями, его победа не привела бы к глобализации. Коммунистические общества были в подавляющем большинстве автаркичными и националистическими, и движение товаров, капитала и рабочей силы через границы было минимальным. Даже внутри советского блока торговля велась только ради продажи излишков товаров или в рамках двусторонних сделок, проникнутых меркантилистскими принципами. Это радикальное отличие от капитализма, который, как отмечали Маркс и Энгельс, имеет тенденцию к экспансии.
