Учился я на факультете
Математических наук
В столичном Университете
Трагедий и Душевных Мук.
Мне не нравилось учиться в университете. Там было слишком много сложной высшей математики и только один по-настоящему сильный преподаватель – академик Ильин. Когда на втором курсе он читал нам «математический анализ», я не пропустил ни одной его лекции.
До второго курса нам ещё нужно было дожить. «Вы не студенты, а всего только первокурсники», – мотивировали нас проводившие занятия доценты и аспиранты. Мы всё терпели: мы верили, что после первой сессии положение изменится к лучшему; большинство из нас подстёгивала боязнь пустоты и армии.
«Не зазнавайтесь, через год треть из вас будет отсеена и отчислена», – таким был главный лозунг, девиз той осени.
Конечно, я был не слишком усердным учеником, между мной и наукой «царило» равнодушие, – но и большинство учителей тоже не производили на меня впечатление людей, священно преданных науке. Наверняка я был неправ, но так уж было…
Главенствовала позиция: первые пару лет надо потерпеть, одолеть фундаментальную математическую базу – а дальше начнётся «лафа», мы подрастём и станем программистами, аналитиками, кибернетиками – кто кем захочет. Я не успевал до конца понять про «себя и математику», но программирование, аналитику и кибернетику… всё это я возненавидел в точности сразу.
Среди учебных предметов мне тогда более-менее нравились немецкий язык и физкультура, и они у меня неплохо получались, – однако, почувствовав первые в них успехи, я и там… быстро начал «халтурить»… Учительницы (типично красноволосая в клетчатом костюме немка и олимпийская эксчемпионка в костюме «СССР» физручка) старались подгонять нас, расслабленность и лень никак не приветствуя… я тем безнадёжнее расслаблялся и ленился.
Первые дни того учебного года, помню, выдались интересными: были парад физкультурников (мы завидовали выступающим на публику артистам – гимнастам, боксёрам, борцам – студентам «универа»), настоящий минифутбольный турнир (наша спонтанно собранная недружная команда легко выиграла 5:2 у вялых «почвоведов» и проиграла с треском 0:3 старшим братьям с «мехмата»), пасмурный осенний день практики на овощебазе (кто хотел подрабатывал, перетаскивая огромные мешки, а остальные попросту лакомились морковкой и яблоками, обменивались весёлыми историями из жизни).
Мой товарищ Володя Лукин привёл меня в секцию вольной борьбы, но мне не понравилось там до головокружения кувыркаться.
В тёплом сентябре я ещё «держался на плаву» благодаря вездесущей физкультуре (в основном это был дворовый футбол, хотя и не только дворовый), олимпийским играм в Азии (весь мир следил за ними по телевизору) и любопытству к атрибутам и деталям нового: солидная корочка студенческого билета, блестящий ламинированный пропуск, сам многоэтажный монументально-величественный «универ» с его милыми буфетами и столовыми, а также бородатые колоритные мои однокурсники (из тех, что не мы – «тинейджеры») выпускники рабфака.
Режим дня у меня временно был такой: подъём в 5 часов утра, уроки и гимнастика, в 7 часов – утренняя пробежка с моим другом Серёгой Кошеверовым, которую он как нормальный живой человек стал просыпать где-то к середине месяца. Я тоже вскоре стал просыпать – и мне пришлось перестать делать уроки. С 9 до 15 я был на учёбе, после возвращения с которой до темноты играл в футбол в соседнем дворе (в чём было хоть немного счастья).
В скором октябре темнеть стало рано, счастья осталось почти «ноль», и я раскис и загрустил.
«Ты большой молодец, что поступил в такой хороший вуз; просто держись там бодрее, и всё у тебя будет замечательно», – наставлял меня Сергей В. из дома напротив, недавно вернувшийся из армии. Он был спортивный болельщик, и за меня он тоже теперь «болел» как за надежду всего двора. С Сергеем у нас часто по утрам совпадал путь до метро; он ругал перестройку, хвалил времена Брежнева, и мы вместе с ним болели за футбольное и хоккейное московское «Динамо».
Я соглашался, что при Брежневе было очень много хорошего, «но ведь жизнь не стоит на месте, и потому нужна перестройка»… Сергей только покачивал головой и даже не улыбался.
В университете у меня в короткий срок появилось много новых друзей, хотя сама тамошняя среда мне не особо нравилась – всё это было не моё (слишком мало физкультуры и немецкого… и монотонная неувлекательная отталкивающая математика…)
Как-то в ближайшей к нашему корпусу 14й столовой огненно-рыжий, похожий на льва, царственный Дима Романов (яркий однокурсник, который несмотря на цвет волос учил английский, а не немецкий язык), спрашивал меня, не о политике ли я размышляю. «Знай, что я никогда не стану выступать против какого-либо действующего правительства какой-либо страны», – стал предупреждать он меня на всякий случай. Я объяснил ему, что политику не люблю, хотя анекдоты про неё могу послушать… а он любил прилично рассказывать анекдоты… я слушал и смеялся, но тот смех мой был невесёлый.
