Предметом рассмотрения данной статьи является попытка восстановления в своей памяти некоторой последовательности мышления при формировании понятий, относящихся как к методологии возникновения Новизны, так и к тем факторам, которые обусловили возможность ее осуществления. А именно:
– что такое идея и как она возникает,
– социум и та роль, которая ему отведена в процессе создания Новизны;
– каким образом осуществляется взаимосвязь между социумом и человеком способным продуктивно мыслить;
– бытие социума и человека, единая методология возникновения Новизны;
– возникновение у человека способности генерировать идеи как инициирующее начало к тому, чтобы начать учиться говорить;
– бытие как то, что находится в истоке возникновения всего сущего;
– те опасности, которые связаны с использованием Интернета.
Дело в том, что «тонкости» ходов нашего собственного (продуктивного) мышления есть неопределенности обнаружения и выражения того, что находится на грани между бессознательным и тем, что доводится до сознания, но доводится с большим трудом, то есть, находится на грани понимания. Попытаемся восстановить, какими зигзагами следовало наше мышление, чтобы выйти на единую методологию возникновения Новизны и на те истоки, которые дали возможность ей проявиться в ходе цивилизационного развития общества.
(Чтение данной статьи вполне совместимо с ознакомлением с текстом предыдущей статьи «Что интересного, а попросту, нового, на мой взгляд, было обнаружено в процессе написания текстов о том, что такое новизна и как она возникает? (Путеводитель по Статьям, опубликованным ранее»).
2. Исток вопроса о структуре идеи
Скорее всего, можно было бы согласиться с тем, что все началось с вопроса, заданного Н. Заболоцким в стихотворении «Некрасивая девочка»:
«……………..что есть красота
И почему ее обожествляют люди?
Сосуд она, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?».
Если наличие феномена красоты никем не отрицается, то тогда возникает вопрос, каким образом проявляется восприятие красоты психикой и умом человека?
Первым делом, восприятие красоты сопровождается возникновением чувства интеллектуального удовольствия от акта ее созерцания. Иначе бы мы не стремились к красоте, даже той, которую мы видим (или слушаем) не в первый раз.
Вот это стремление воспринимать красоту одного и того же произведения многажды наталкивает на ту мысль, что,
– во-первых, мы что-то не восприняли своими чувствами и не поняли умом в этом произведении;
– во-вторых, данное произведение затронуло какие-то струны нашей души,
– и в-третьих, у нас все же осталось желание почувствовать и понять что-то заложенное художником в данном произведении искусства.
Вот отсюда, из вопроса, так что же все-таки заложено художником в своем произведении искусства, естественным образом возникает вполне обоснованное подозрение в том, что таковым, заложенным, является какая-либо идея, уже прочувствованная художником и способная быть выраженной то ли на полотне, то ли каким-либо другим способом: вербальным, музыкальным, пластическим и т. д. Иначе говоря, только руководствуясь – пускай и на бессознательном уровне – какой-либо идеей, художник возьмется за то, чтобы воплотить ее в произведении искусства.
Вот здесь-то и возникает метафизический вопрос существа и сущности идеи, тот вопрос, которым на заре развития философии задался Платон, разместивший идеи в занебесном царстве и представивший их в качестве образцов вещей реального мира, тех образцов, глядя на которые художник руководствуется в своем творчестве, как бы «припоминая» их, как то, что он будто бы видел в потустороннем мире своего существования.
Данное прозрение Платона было настолько очевидным, настолько плодотворным в своей непосредственной явленности, что последующая философия, вплоть до Новых и Новейших времен, не решалась – кроме разве что Аристотеля – подвергнуть сомнению «теорию» припоминания Платона. Спрашивается, в чем было очарование подобного взгляда на происхождение идей и на их назначение? И, как оказалось, подоплека данного феномена достаточно проста.
Все дело в том, что человек с давних, доисторических времен обладает некогда – а вернее сказать, неизвестно когда – вдруг! обретенной им способностью иррационально мыслить, иначе говоря, мыслить не только посредством одного лишь логического мышления, но и посредством генерирования новых идей в нашем бессознательном. Но дело в том, что наше бессознательное не информирует нас – через наше сознание – о том, каким именно образом оно создает идею в нашем интеллекте. Мало того, мы даже не знаем, почему, когда и каким образом эта идея была создана в нашем бессознательном.
Мы знаем лишь то, что идея в своем готовом виде явилась в наше сознание в акте инсайта, прозрения, озарения. И знаем мы об этом не только потому, что в наше сознание (вдруг!) явился сам смысл идеи, но и потому, что явление его сопровождается возникновением в нашей психике весьма ощутимых ее (психики) проявлений:
– интеллектуального удовольствия от понимания смысла внове явленной идеи,
– удивления от внезапности его явления