– «Тут экскаватор нужен, без техники не обойтись».
– «Какой такой экскаватор. Ты откуда такое слово вообще выкопал лейтенант? Два солдата из стройбата заменяют экскаватор. Я думаю эту аксиому тебе доказывать не надо, товарищ военный инженер. Сколько в стройбате служишь?»
– «Скоро год как будет, товарищ капитан. Это конечно не считая училища».
– «Ну, вот видишь, год служишь, а всё девственницей прикидываешься. Вперёд к бойцам, и с лопатами на амбразуру».
– «Разрешите выполнять товарищ капитан?»
– «Не разрешаю, а приказываю, убежал, солнышко моё военно-инженерное».
Капитан направился в теплушку, дав понять лейтенанту, что разговор окончен. Над теплушкой продуваемой всеми таёжными ветрами развивался выцветший, намоченный всеми таёжными дождями транспарант «Наш ударный труд и боевые успехи – тебе Родина».
– «Хайбендинов» – Крикнул капитан. Из форточки теплушки показалось азиатское круглое лицо с розовыми щеками и заспанными, заплывшими, полузакрытыми, как у только что проснувшегося порося глазами.
– «Чё» – Гневно буркнуло лицо из форточки. Но уже через секунду, продрав глаза, лицо заголосило: «Ой, я не я, товарища капитана, не моя говорить, шайтан мой ум забрал, моя не хотель, товарища капитана Чё говорить».
Но капитан уже не слышал речей из форточки, он спокойно вытер сапоги о коврик у входной двери в теплушку и зашёл в упомянутое помещение. Двое солдат с носилками, наполненными щебенкой, проходившие мимо, остановились в ожидании продолжения действия. Но ожидаемого представления не последовало, из теплушки не донеслось, ни звука. Через несколько минут Хайбендинов с опущенной головой вышел на улицу, неся в руке сапоги капитана.
– «Ой, молодец Ильяс, настоящий мужчина, правильно сделал, что начальник убиль. И сапоги правильно взяль. Сапоги хороший, надо сапоги одевать и тайга бежать пока начальник совсем мертвый лежать. Ты беги, мы про тебя никому не скажем». – Сказал один из молодых узкоглазых и круглолицых солдат с носилками, который совсем недавно попал в эту забытую всеми часть из далекого аула.
Хайбендинов молча подошёл к, бежавшему неподалёку, ручью достал свой белоснежный носовой платок и стал отмывать от грязи капитанские сапоги. Солдаты с носилками замерли в непонимании.
На дворе стояла ранняя осень, но в суровом таёжном крае было уже достаточно холодно. От холодной воды у Ильяса коченели руки, он не знал, как и что сказать землякам, которые упёрлись сначала восхищёнными, а затем порицающими взглядами в его спину.
– «Идите, пожалуйста, не надо на меня смотреть» Обернувшись, промолвил он уважительно на родном языке.
Двое солдат с носилками молча пошли дальше.
– «Не мужчина ты Ильяс совсем не мужчина» – Сказал тоже на родном языке, молчавший всё это время второй молодой солдат с носилками. И здесь произошло неожиданное, внешне спокойный ефрейтор Хайбендинов резко поднялся, бросил капитанские сапоги, подбежал к солдату с носилками, и стал неистово избивать его у всех на глазах, крича что-то не по-русски. Когда Ильяса оторвали от жертвы, он ещё долго не мог успокоиться, продолжая эмоционально что-то выкрикивая и матерясь уже на Русском. После проведения экзекуции над соплеменником ефрейтор Хайбендинов спокойно и понуро вернулся к ручью и продолжил мытьё капитанских сапог. Несколько бойцов более позднего призыва, чем избитый, наблюдавшие за происходящим издалека, занялись жертвой ефрейтора. Они подняли её из лужи, пинками и пощёчинами привели в чувства, дали лопату и отправили работать на самый дальний участок строительства. Никому не хотелось, чтобы эта жертва своим внешним видом и гематомами на лице, оставленными сапогами ефрейтора, дала повод всевозможным офицерам и просто стукачам задавать глупые вопросы и делать неправильные выводы. В Советской Армии отношения между военнослужащими строились исключительно на принципах дружбы, взаимовыручки, боевого товарищества и пролетарского интернационализма.
Командир роты военных строителей был в том самом критическом военном возрасте, когда он мог либо перешагнуть капитанский рубеж и спокойно продвигаться к новым карьерным горизонтам, либо навсегда остаться в этом звании. Эта ситуация сильно напрягала Кольцова Александра Александровича и заставляла заниматься обычным военным рвачеством. Нельзя сказать, что Кольцов уж очень перегибал палку, но, по сравнению с другими командирами, его рота славилась большим количеством трудовых подвигов и достижений. И как водится, в стройбате за каждым трудовым подвигом стоял свой особый случай и как минимум один инцидент. Надо было проявлять себя заставлять бойцов перевыполнять нормы, а это как раз и было связано с повышенной эмоциональностью командира и не всегда человеческим подходом к людям. Вот и сейчас капитан понимал, что прочистив мозги Хайбендинову, он тем самым создал новый виток эскалации неуставных отношений в подразделении. Ну а куда было деваться от тех самых неуставных отношений. Насколько реально прибегая лишь к одним только статьям устава заставить свободолюбивых таджиков, узбеков, туркменов, киргизов и казахов трудиться не покладая рук во имя трудовых побед на фронтах холодной войны. Чтобы заставить человека работать, и не просто работать, а выкладывался на поле трудовой брани, необходимо было создать целую систему принуждения, поощрения и наказаний. Система должна была включать в себя компоненты, сочетавшие в себе не только принципы, изложенные в уставах ВС СССР и приказах начальников, но и национально-этнические особенности.
