«Щелк… Щелк… Щелк…» – маленькая серебряная шкатулка в руках мастера Чена щелкала крышечкой, словно метроном. Мастер открывал изящную шкатулку, сосредоточенно и даже немного удивленно смотрел в нее, а потом большим пальцем резко захлопывал крышечку. Снова открывал, снова сосредоточенно смотрел, снова захлопывал. Так продолжалось уже около двух часов. От напряжения у мастера Чена на лбу и висках вздулись вены, несколько капелек пота медленно пробирались по щеке к подбородку. Равномерные звуки-щелчки для мастера постепенно слились в один равномерный гул, не различимый, как тиканье часов.
Наконец в глазах мастера Чена что-то изменилось. Исчезло сосредоточенное и удивленное выражение. Шкатулка замерла в его руках, и больше не издала своего «щелк».
– Пусто, – сказал мастер Чен и равнодушно выронил шкатулку, мгновенно потеряв к ней интерес. Его лицо теперь светилось спокойствием и удовлетворением. Мастер приказал своему телу расслабиться.
– Да, тоже пусто… – повторил он и, прикрыв веки, улыбнулся. Он уже собрался погрузиться в привычную медитацию, когда в дверь постучали.
– Беспокойствам не сидится на месте, им свойственно приходить, – произнес мастер Чен. Вслушался в звук собственного голоса, попытался вникнуть в то, что он сказал. Недовольно покачал головой и открыл глаза.
– Тоже пусто… – тихо решил он и громко добавил: – Да?
Дверь открылась и в комнату вошли.
– Мастер Ли! – мастер Чен поднялся и приветливо улыбнулся. – Я рад вас видеть снова…
Мастер Ли взглянул исподлобья.
– Я помню, что мы уже виделись сегодня утром, – сказал он. Его, конечно же, не обманула ни улыбка на лице Чена, ни его вежливый голос. – Я должен извиниться, что прерываю ваши занятия. Поверьте, мне очень неудобно, но я смиренно прошу принять меня.
– Что вы, брат! – искренне изумился мастер Чен. – Неужели вы думаете, что мои по сути совсем пустые занятия значат для меня больше, чем даже малейшая возможность быть чем-то полезным кому бы то ни было, не говоря уж о таком возвышенном…
– Брат Чен, пожалуйста, не надо со мной упражняться в вежливости, – мастер Ли все-таки улыбнулся, но лишь на мгновение.
– Хорошо, брат, – лицо мастера Чена приобрело обычное свое выражение – спокойного, погруженного в себя человека. – Пожалуйста, проходите…
Мастер Чен подождал, пока гость подойдет. Они почти одновременно опустились в кресла. Друг напротив друга. Мастер Ли молча осмотрелся, словно видел эту комнату впервые. «Почему брат до сих пор не избавился от всей этой роскоши?» – мелькнуло в его уме, но он тут же привычно уничтожил эту мысль, почувствовав в ней критический настрой. Его собственная комната внешне совсем не отличалась от комнаты мастера Чена, но он уже давно избавился и от ковров, и от кресел, и от телевизора с видеомагнитофоном, и от всей другой мишуры, которой снабдил монастырь один богатый американский любитель буддизма…
Примерно полгода назад в монастырь заехал путешественник с Запада. Монахи уже привыкли к этим белым, как две капли воды похожим друг на друга, искателям восточной экзотики. В монастыре даже расширили комнату для гостей, сделав ее удобной не только для привычных к любым условиям монахов, но и для изнеженных западных путешественников. Никто в монастыре не запоминал труднопроизносимых имен гостей. Вслед за мастером Ли их всех звали «мистер Смит». Обычно путешественники останавливались в монастыре на пару дней. Они восхищались спокойствием и размеренной жизнью монахов, на словах высказывали сильную зависть, а через несколько дней почему-то торопились уехать. Но полгода назад очередной мистер Смит остался в монастыре надолго. Первую неделю он просто не выходил из комнаты для гостей, и наиболее любопытные из послушников говорили, что он просто лежит и смотрит в потолок. Он сделал щедрое пожертвование монастырю. Два раза в день один из послушников приносил ему простую еду и воду. К концу первой недели пребывания мистера Смита в монастыре им заинтересовался мастер Ли. Он подошел к двери комнаты для гостей и постучался.
– Да? – раздался в ответ глухой голос мистера Смита.
Мастер Ли вошел. Гость и в самом деле лежал на спине и смотрел в потолок. Мастер почувствовал беспокойство. Он подошел и, ни слова не говоря, сел рядом с кроватью. Он погрузился в себя, стараясь увидеть гостя на тонком плане. Почти сразу на мастера Ли обрушился поток такого отчаяния, такой тоски, что опытный монах чуть не выскочил из комнаты. Но он пересилил себя и до вечера, обливаясь потом, впитывал эмоции гостя и отправлял их в пустоту. К вечеру, так ни слова и не сказав, мастер Ли встал и вышел из гостевой. Он чувствовал себя, как раздавленный жук: еще не мертвый, но и не живой. Он добрался до своей комнаты, где сразу же рухнул на подстилку, набитую сухой травой, заснув еще в падении…
