В этом мире шел снег. Я пронеслась над дворцом, невидимым крылом нарушая естественный ход снежинок и опустилась на парапет. Громадное окно, в два человеческих роста покрылось инеем еще до моего прибытия, поэтому Таймир не сможет меня обвинить в недостаточной скрытности. Хотя, даже если бы и обвинил, разве меня это заботит?
Я легонько коснулась пальцами стекла и прошла сквозь него. Действие, которое я даже не заметила, как не заметили моего прибытия и все присутствующие, занятые ненужными переживаниями.
В спальне были посетители: женщина с тяжелой прической, мужчина в белых одеждах и еще один, с венцом на голове. Он морщился от боли: ему казалось, что венец сдавливает виски, но на самом деле это было всего лишь повышенное давление. Мужчине бы поменьше жирного употреблять и двигаться побольше – не ровен час удар хватит.
Мужчины негромко переговаривались, а женщина сжимала в пальцах амулет и шептала молитву. Такими же амулетами была увешана и комната: по поверьям этого мира они отгоняли прислужников смерти, явившихся за душой несчастного, но по правде сказать, все это – и амулеты, и молитвы – глупость несусветная. На меня они действовали примерно так же, как и на погоду – никак.
На кровати, скорчившись от боли, лежала девушка. Спутанные серебристые волосы, когда-то блестящие, сейчас отливали сединой, бледная кожа и испарина на висках. Время освобождения пришло, но странные жители этого мира все пытались оттянуть момент – на тумбе у кровати стояли дурно пахнущие склянки и лежали компрессы. Уйди я сейчас и девушке просто придется дольше мучаться.
Я присела на кровать. В комнате пахнуло холодом, но никто этого не заметил, лишь девушка перестала стонать и перевернулась на другой бок. Я прикоснулась к ней и на мгновение меня захватила чужая жизнь: платья, приемы, танцы, переживания, мечты… Принцесса значит? Мне нет дела до того, кого унести с собой: если бы я просматривала жизнь каждого в подробностях, так на моем участке никто бы не умирал – времени не хватило, но иногда становилось интересно. Бывало, что просматривая воспоминания, я вдруг ощущала мимолетную тоску – наверное, оттого, что своих воспоминаний у меня не имелось, и тень чужих чувств. Странное дело, эту тоску я и искала. Хоть какое-то движение собственного существования.
Девушка опять застонала и я привычно отмела в сторону ненужные мысли. Прикоснулась к чужой груди и затрепыхалось в последнем, исступленном движении, сердце. Схватила душу, отчаянно рванувшуюся то ли от меня, то ли напротив, ко мне и девушка, широко раскрыв глаза, будто напоследок разглядела что-то в пустоте, замерла.
Я осторожно сложила душу в наплечную сумку и легко поднялась с кровати. Холод не рассеивался, сгущаясь вокруг бывшей девушки, но так всегда происходит с мертвецами. Где-то в стороне зарыдала женщина, но до этого мне дела уже не было. Очередная работа в очередном мире, про которую я забуду уже через мгновение.
***
Дом Таймира находился на границе миров. Если не знать где, в сверкающей белизной пустоте невозможно было обнаружить маленький одноэтажный дом, окруженный заросшим садом. Но я знала. А потому, как множество раз до этого, опустилась на старую дорожку и сложила крылья. В зарослях одичавших плодовых деревьев и елок живности не водилось и ничего не менялось, но я каждый раз словно осуществляла ритуал, проходя по изломанным плиткам и рассматривая окружающий пейзаж.
Таймир, как обычно, работал в кабинете. Насколько граница миров поражала светящейся белизной, настолько же его рабочее место казалось темной дырой: черная мебель, черные стены и потолок с серебряными нитями границ и граней, тяжелые шторы, не пропускающие и грамма света. Две лампы: у входа и на столе едва освещали Таймира, скорее очерчивая, чем освещая его тяжелую фигуру. Не знаю, по какой причине, но я понимала, что быть здесь и не иметь чувств – благо. За креслом Таймира всегда паслась пустота – иссушающая, страшная. Она словно касалась лица, касалась волос темными пальцами, и отстранялась, почувствовав своего.
Я подошла к столу и сняла с плеча сумку. Таймир не прекратил делать какие-то записи, но качнул головой, давая понять, что заметил меня.
– Три души, – произнесла я, поочередно выкладывая их на стол. Обычно души выглядят как камни, каждый своего цвета, и я выложила их рядком, от светлого к темному. – По двум сомнений быть не может – Свет и Тьма, а вот одна спорная.
Силуэт дрогнул – Таймир поднял голову, и я почувствовала его недовольство. Еще бы – каждая спорная душа это повод для встречи Тьмы и Света, а Таймиру в этих встречах быть Судьей. Но мое дело маленькое – душу я принесла, так что чье-то недовольство меня не заботило.
Таймир протянул руку и коснулся душ. По-хозяйски решительно, бескомпромиссно, и камни замерцали, отзываясь, заиграли различными цветами, но в одном все же преобладали светлые оттенки, а в другом темные. Цвет же третьего определить было невозможно – он словно вбирал в себя все вокруг, на миг подстраиваясь под обстановку. В какой-то момент мне даже показалось, что я вижу в нем свое отражение, но не успела всмотреться, как Таймир убрал руку и камни потухли.