Все персонажи – плоды авторского воображения. Любое возможное сходство с реально произошедшими событиями и реально существующими людьми случайное
совпадение, и не более того.
Часть 1.
На каникулах.
«Мила, Мила, царевна-лягушка ты моя, пусть не на сказочном болоте, а на выходе из метро случайно высмотренная, вовремя узнанная!» – с теплотой вспоминал, думал я об уехавшей гостье.
Думал я, думал и решил-таки записать все, написать обо всем, что произошло со мной за последние два месяца – с тем, чтобы хоть как-то оправдаться перед гостьей, прояснить несуразицы, случившиеся с нами, разобраться во всем самому.
«Святое понятие «завтра» – одно из величайших изобретений, экономящих человеческий труд! – своевременно, как мне казалось, вспоминал я высказывание неизвестного мне остроумца. Вот «завтра» прямо с утра и начну!» – покладисто договаривался я с самим собой, малодушно отводя взгляд от письменного стола. Впереди еще было пара недель вынужденного отпуска. «Завтра, завтра, не сегодня – так лентяи говорят>1!» – не ко времени всплывали в памяти изобличающие слова языкастой соседки бабы Шуры, враз обрушивая благоприобретенное душевное равновесие. В конце концов, побродив обок стола пару дней, я расхрабрился, подошел-таки к нему, открыл «дремавший» до сего времени ноутбук.
Кот, внаглую дрыхнувший после завтрака на моей постели, чуть прянул ушами и, затихарившись, через щелочки глаз проконтролировал мои передвижения. Убедившись, что внепланового захода к холодильнику сейчас не предвидится, он с чистой совестью угомонился.
Запустив текстовую программу, подумав, немного волнуясь, я набрал на клавиатуре первые слова. Громоздя друг на друга причастные и деепричастные обороты, я стал натужно, кое-как вылепливать строчку за строчкой. Допуская ляпы и неточности, запинаясь, фальшивя, но тут же поправляясь, описывая понятные самому себе, но совершенно немотивированные для стороннего читателя поступки, прерываясь только для кормежки кота и перекуров, томясь, заминаясь от нехватки нужных слов, за целый день я все же вымучил несколько страниц. И остановился, припомнив вычитанные где-то слова, что чрезмерное обилие деепричастий – это признак невежества, почувствовав, что повествование получается аморфным, скучноватым, не совсем верным. Я стал по многу раз перечитывать каждое слово, каждую фразу, оценивал написанное глазами, проговаривал его вслух. Я конструировал, так и этак тасовал эти самые фразы, упорядочивал использование однокоренных глаголов и слов, добросовестно сокращал число «коварных» оборотов, обозначавших действия героя. То крупным мазком я, как безвестный художник с Измайловского вернисажа на примеченном мною пейзаже с липовой аллеей тщился передать впечатление, создать атмосферу события, то пробовал как скрупулезный пейзажист Иван Шишкин прописывать каждую деталь, каждое свое действо, его мотивацию. Наконец, уже к ночи я почувствовал, что дело чуть сдвинулось. Слова стали укладываться в нужной последовательности, которая, в конце концов, зазвучала в необходимой, как мне показалось, тональности. Я перекурил, подумал… Свернув файл с истерзанной писаниной, я открыл чистый, притягивающий своей непорочностью word'ский лист, и, благословясь, снова написал первую фразу: «В подземном переходе играл пожилой баянист…».
В подземном переходе играл пожилой баянист. Его игра не была похожа на обычные неряшливые переборы гармонистов-христарадников. Играл профессионал. Благодаря ли мастерству исполнителя, а может еще и акустике подземелья звуки, рождавшиеся, казалось бы, в обыкновенной трехрядке, звучали гармонически чисто и завораживающе. Игрались в основном незнакомые моему слуху мелодии и, почему-то думалось, что это были импровизации.
Подземный переход, в котором играл пенсионер-баянист, находился у оконечности Нескучного сада недалеко от места моей нынешней работы и по обыкновению не был многолюдным. Во все времена размеры пенсий оставляли желать лучшего! Но баянист играл скорее из любви к искусству, профессиональной верности музыке, а не ради приработка: подкормиться здесь даже исполнителю-профессионалу, учитывая малочисленность благодарных слушателей, было нереально.
На улице стояла обычная для начала августа московская асфальтовая духота. Выкурив на сквознячке под баянные фиоритуры сигарету, положив в лежавшую у ног артиста обувную коробку двухсотрублевую бумажку, из подземной прохлады я поднялся к остановке троллейбуса. Следовало сделать еще несколько приятных покупок, и можно было ехать в Домодедово.
– Ну, ты где, что ты сейчас?.. – не совсем внятно, зажевывая слова вместе с сырокопченой колбасой, спросил Леха Полосин – оперативник из полиции аэропорта Домодедово, с виду типичный, тертый жизнью водила таксомотора, коих во множестве вертелось у входа в аэровокзал. В настоящий момент, соблюдая извечный, алкогольно-насыщенный церемониал встреч-проводов, мы с ним располагались в подсобке одного из многочисленных кафе аэропорта.
– В академическом институте.
– В институ-у-те? Ну, ты помнится, где-то в свое время уже учился. Ну, ну, стало быть, у тебя сейчас каникулы? – дурашливо ухмыльнулся Леха.
