Недавно я отпраздновал свой третий день рождения, мой, как я считаю, необычный юбилей. Вероятно, очень мало людей, которые могут праздновать такие юбилеи. Чтобы не мучить загадками, сразу же поясню. Первый день рождения – время моего появления на свет, второй – в 13 лет, когда после клинической смерти чудом остался жив и это предопределило мой дальнейший жизненный путь. Третий – чудесное воскрешение после второй клиническoй смерти, произошедшей в 2008 г., я тогда уже долго работал в анестезиологии и реаниматологии.
На тему жизни и смерти можно рассуждать бесконечно долго и с самых разных позиций: научных, философских, религиозных, мифологических и житейских.
На протяжении тысячелетий всё человечество и каждого человека в отдельности на том или ином отрезке времени занимали вопросы жизни и смерти, души и тела. Над этими вопросами мучились философы, религиозные деятели, художники, поэты. И любого из живущих посещала мысль – что будет со мной после смерти? В разных цивилизациях и в разные эпохи, независимо от религиозного мировоззрения, человек оставлял для себя тайную надежду, мысль о бессмертии, об удивительных приключениях и испытаниях, выпадающих на душу, покинувшую тело. Мифология, религия, мастера слова и кинематографа очень ярко и красочно рассказывают о том, что уготовано нам мирозданием. Одни учёные и исследователи на основании бесчисленных свидетельств перенёсших клиническую смерть доказывают существование души, другие опровергают, объясняя возникающие образы и видения угасанием функции головного мозга, изменением метаболизма, электрической активности, возбуждением тех или иных участков мозга, переходом на другой уровень регуляции. Интерес к этому вопросу не угасал с момента появления человечества. Об этом много написано, рассказано. Мыслями, размышлениями и свидетельствами пестрит интернет, доказывая, что и в наш информационный век человек по-прежнему, несмотря на все достижения науки, верит в бессмертие и боится забвения.
После второй клинической смерти произошли существенные изменения в моих взглядах на окружающий мир, и я хочу рассказать максимально объективно, что со мной произошло.
Первая клиническая смерть произошла в результате передозировки астмопента, вызвавшего фибрилляцию желудочков и первичную остановку сердечной деятельности. После реанимационных мероприятий врачи и родственники были ошеломлены моей реакцией на спасение: я сожалел, что меня спасли. В момент клинической смерти я летел по светлому тоннелю, испытывая неимоверное счастье, приближаясь к яркому свету, исходившему из конца тоннеля. Впрочем, что-то подобное описывают вернувшиеся счастливцы в литературе, интернете, учёные, проводившие опросы лиц, перенёсших данное состояние.
Вторая клиническая смерть произошла от тотального бронхоспазма, приведшего к вторичной остановке сердечной деятельности. Прогноз второго успешного возвращения, согласно данным американских специалистов и исследователей, – 5 лет, а что касается более поздних сроков – стремится к нулю. Хочу подробно рассказать о второй клинической смерти, мною виденном, врезавшемся в мою память навсегда, записанном через полгода после этого происшествия и вынесенном через много лет на ваше суждение, так как не удаётся найти ответы на возникшие вопросы с научной точки зрения. Лишь маленькая часть пережитого отразилась в событиях, начиная с 2014 г., и я максимально достоверно расскажу о виденном мною. Вот как всё это было…
Прошедший месяц был весьма напряжённым. Десять суточных дежурств в реанимации, работа в частной клинике, дежурства по оказанию экстренной эндоскопической помощи на дому.
Подобный режим работы на протяжении уже многих лет характерен для всего врачебного сообщества нашего государства, шагнувшего от развитого социализма в феодально-рабовладельческий строй, с практически ненормированным рабочим днём и «потребительской корзиной», рассчитанной на удовлетворение только физических потребностей. После работы, ближе к вечеру, отправился в гараж, дабы навести порядок. Огню был предан всякий хлам, копившийся в течение многих лет. Языки пламени жадно поглощали принесённые в жертву вещи. И вот настал черёд пуховой перины, служившей для накрывания лаза в подполье зимой, доставшейся в наследство от умершей бабки жены, и грехов в ней, видимо, было немерено.
– Не жги её, выбрось на свалку, – сказала жена, помогавшая наводить порядок, как будто предчувствуя что-то неладное.
Огонь нехотя коснулся своей последней добычи. Густой серовато-чёрный дым тяжело, как бы нехотя, начал подниматься к небу. Порыв ветра злобно рванул это облако в сторону, накрыв меня. Неведомая сила крепко стиснула мою грудь, не давая вздохнуть. Это был необычный приступ бронхиальной астмы, сопровождавшей меня с детства и к которой я привык. В мыслях мелькнуло: «Всё, это конец». Пытаясь снять удушье, вдохнул несколько доз беротека, обычно снимающих или облегчающих удушье, но безрезультатно. Едва дыша и понимая, что умираю, с трудом выдавил из себя:
