Немолодой грузный доктор смотрел строго. Я его еще не видела в нашей больнице, то ли редко дежурит, то ли новенький. А уж я-то завсегдатай, несмотря на свои недопятьдесят – и онкология, слава Богу в прошлом, и вот теперь – аритмия. Да еще какая – так и не восстановили.
– Вы, дама…
Он отвел от меня строгий взгляд и, как школьник-двоечник в дневник, скосил глаза в историю болезни. Потом снова поднял, а глаза – голубые, голубые, светлые, как небо в летний полдень. Даже сердце екнуло и под ложечкой засосало, как тридцать лет назад, уж на что я не влюбчивая тогда была, а теперь уж подавно… И то
– Вы, Лидия Борисовна должны соблюдать режим! У вас много не очень хорошего в здоровье. Оно все поправимо, но только если вы будете работать вместе с нами. А ваша работа – это дисциплина и строгость к себе!
Армен Яковлевич (я помнила его имя, хотя лишь мельком глянула на табличку на дверях, даже не зафиксировала, а тут – всплыло…) старался смотреть очень серьезно, но я уже видела искристые смешинки в его небесных глазах. Неужели, он армянин? Или грузин? С такой нежной бирюзой во взгляде?
– Хорошо, Армен Яковлевич. Я сделаю все, как вы скажете.
– Лида (я по-простому, не обижайтесь). Смотрите, у вас опухоль, к счастью, не возвращается. Но, вы же поймете, организм очень ослаблен – операции такого объема даром не проходят. Кровушка слабенькая, сердечко шалит. Мы вот вам ритм не восстановили, побоялись грубо лезть. Чуть окрепнете, возьмемся. Да еще тут диабет ваш, тоже добра не делает. Я вас не пугаю, но правду сказать обязан – риск тромбоза у вас с такими штучками – очень высок. Очень.
– Армен Яковлевич, вот вы меня напугаете, жить расхочется.
Я поймала себя на мысли, что кокетничаю. Сто лет уж, как забыла это, а тут, ногу на ногу закинула (благо ноги сохранила, как в молодости), джемпер на груди натянула – дура дурой. А он и не смотрит – вернее смотрит, но на лицо. Куда-то на переносицу.
– Жить вам надо. В вашем возрасте и с вашей красотой – только жить. И вы будете! Если будете умной девочкой.
Тут усмехнулась я – девочкой меня не называли лет тридцать точно. А он продолжал
– Главное, нельзя инфицироваться. Ничем! В смысле, серьезным. Сейчас время такое нехорошее, вирус этот ходит странный. Вы, Лидочка, вызывайте мужа, пусть он вас домой отвезет, и посидите дома недельки две. Все равно сейчас все дома, мода такая – самоизоляция. А вам – так просто на руку. Посидите, чаек попейте с травками (я там написал), шарфики повяжите, романчики почитайте. В аптеку ни-ни, в магазин – мужа, телевизор не смотреть. Держите.
Он протянул мне выписку, и чуть придержав мою руку, слегка ее пожал. Потом встал, одернул халат на полном теле и смешно раскланялся, как артист после выступления.
… Мужу я, конечно, не позвонила. И так мы, как кошка с собакой, вон, ни разу в больницу носа не показал, а уж если попросить его машинку его дорогую из-за меня лишний раз по городу прокатить – вообще озвереет. Да мне еще и в аптеку надо, сердечных понаписали целый столбик убористым почерком, и продуктов у него наверняка нет. Доберусь.
В трамвае было странно пусто. Нет, в больнице мы, конечно, читали об этой инфекции, но там, в кардиологии, с мониторами да под капельницами, вся эта лабуда воспринималась несерьезно – насморк, да народ истерит. Болезни у них настоящей не было. Идиоты. А тут и правда – самый час пик, а народу единицы. Продремав до своей остановки, я выскочила под вдруг начавшийся холодный дождь и, в момент, продрогла. Тоненький плащик (легла -то я в начале сентября, а сейчас уж октябрь) не спасал от порывов ледяного ветра, и в аптеку я влетела совсем замерзшая.
Народу было мало, только передо мной паренек в маске покупал презервативы. Я разглядывала вместе с ним глянцевые упаковки, и думала – "Надо же… Не стесняется… А мы тогда с мужем, в первый-то раз, чуть со стыда не сгорели" . Я помнила… Хорошие воспоминания, аж сейчас щеки вспыхнули. Любил он меня тогда…"
Паренек сгреб свои упаковочки, шмыгнул носом, закашлялся и сдернул маску. Хихикнул, глядя, как я рот раззинула, снова закашлялся и сообщил
–Дышать в той маске нечем. Не могу прямо. Придумали, дебилы.
И, крутнувшись на одной ноге, выскочил из аптеки.
Я, набрав целый пакетище лекарств, побрела к дому. В магазин заходить уж сил не было, да и маску не купила – нету.
В нашей хрущобе, на пятом этаже жуткая вонь – маразматический дед из тридцатой держит семь кошек, из дома не выходит, соответственно все дерьмо и загаженный песок – там, внутри. Раньше хоть я, пару раз в неделю выносила, а теперь – месяц прошел. Могу себе представить, что там…Ладно, завтра навещу.
Муж открыл сразу, как только я попыталась сунуть ключ, вроде он стоял за дверью. Весь при параде, в костюмчике и бритый-надушенный, прямо жених.
– Ты Лидк, вот че. На меня не дыши, говорят, кто в больницах лежал – все заразные. Вот те ключ от моей квартиры (а у него своя однушка в соседнем доме, материна. Мать умерла, так он ее на старость держал, сдавать собирался – все прибавка к пенсии), вот две сумки я собрал, там все твое. Поживешь на карантине две недели.
