Тёплый июльский вечер.
На правом берегу Волги, поближе к воде, горит костёр. Трещат, стреляют красные головешки. Чуть повыше, у деревьев разбит палаточный лагерь. Шатёр под столовую, кухня с примусом. У небольшого деревца стоят в ряд рыбацкие принадлежности – удочки, спиннинги, подсачники. У костра, кто на раскладном стуле, кто просто на песке, молча сидят пятеро. Смотрят в огонь. Пламя и заходящее за остров солнце окрашивают лица красным. Над огнём, в котелке, подходят раки. Рядом на углях дымит коптильня. Сладкий запах стеблей укропа смешивается с дымком ольховой щепы и стелется вдоль берега.
Из-за острова, с судоходной стороны реки, медленно выплывает, подсвеченный разноцветными огнями теплоход. Один из рыбаков берёт бинокль, смотрит в сторону корабля и важно изрекает:
– «Дмитрий Усольцев». Трёхпалубный.
Остальные молчат, прислушиваясь к музыке, далеко разносящейся от теплохода по воде. Видно, как у противоположного берега две сгорбленных в лодке фигуры проверяют сомятницу.
Пузатый рыбак с биноклем смотрит в их сторону.
– Тащат… Сомёнок. Килограммов семь, не больше.
Под корягой у берега кто-то гоняет малька, бьет плёсом. Щука, судак?
Раки доходят. Рыбаки снимают с костра котелок, несут под шатёр, в «столовую». Следом снимают коптильню, перекладывают горячих окуней, щук, леща на поднос, несут туда же.
В «столовой» – длинный, вкопанный в песчаный берег стол человек на десять, накрытые покрывалами скамьи. На столе – свежая зелень, квашеная капуста, огурцы, помидоры, нарезка. Мужчины сегодня одни. Накрыв стол, жёны уехали в город, плюнув на романтику дикого отдыха. Впереди – ещё три дня холостой жизни.
Мужчины рассаживаются за столом, снимают кепки, и, наливая в стаканы пиво, принимаются за раков.
– Где ж этот хохол-то? – нетерпеливо теребит в руках рачью голову заросший щетиной рыбак лет тридцати. Он один в компании неженатый, потому и щетина самая запущенная. – Уж два раза уху грели… За смертью таких посылать.