Песчано-каменистая почва мерно похрустывала под подошвами его лакированных ботинок, и Окли все никак не мог перестать думать о том, как же по-идиотски он, наверное, выглядит в них и в своем безупречном деловом костюме посреди этой сумеречной пустыни. Унылый пейзаж иссохшей, простершейся во все концы пустоши разбавляли разве что колючие розетки мясистой агавы, массивные кактусы, да лысые ветвистые прутья фукьерии, с упорством уличного попрошайки цеплявшие его за стрелки брюк. Будто бы в сюрреалистичном сне шагал он по этой равнодушной местности, а футах в трёхстах от него (1), словно зловещий инфернальный маяк, мигал алым светом потертый временем ве́ндинговый автомат.
Какого черта этот автомат здесь забыл и почему до сих пор работал, Окли Келлер не имел ни малейшего понятия. Он уже решил для себя, что все это ему мерещится, может, снится, что все происходит не по-настоящему, а, следовательно, нужно просто двигаться потихоньку, пока двигается. А куда еще можно отправиться, когда во всей округе нет ни единой живой души, а последний мало-мальски занятный предмет – одинокий автомат с газировкой, прикопанный в песок?…
– Выбросили, наверняка, – пробормотал Окли, когда до автомата оставалось всего ничего. Раритетная, времен, поди, еще его прадеда металлическая махина, по форме очень напоминавшая доисторический холодильник с такими же гладкими, скошенными углами и выкрашенная в узнаваемое на практически каждом из континентов сочетание красного и белого, гласила: «Killer Cog» (2).
Мужчина даже глаза потер, в надежде, что буквы сложатся в привычно-приемлемое «Coca Cola», однако чуда не приключилось. Светодиодная лампа, огибавшая по периметру куполообразный верх автомата, с тихим теньканьем насмешливо подмигивала ему, бросая на белые буквы кровавые всполохи.
– Боже… Какой еще винтик (2)? – усмехаясь, скорее в отчаянном стремлении подбодрить себя, нежели от желания действительно посмеяться чьей-то затейливой шутке, Окли трижды обошел «убийственный» (2) автомат. Когда кабеля, ведущего к электросети, найти ему так и не удалось, он сделал еще один почетный круг – теперь уже с усилием разгребая некогда зеркально-черными, а ныне пепельными от пыли ботинками почву вокруг машины. Мелкие камешки оскорбленно засеменили прочь из-под его каблуков, но никаких намеков на заземление Келлер по-прежнему не обнаружил.
«Наверное, с «Горящего Человека» (3) остался…» – с облегчением подумалось ему. Однако облегчение это было мимолетным. Мужчина тут же припомнил, что связанная напрямую с уличными перформансами сестра как-то упоминала, что данное мероприятие проводят, вроде как, где-то на просторах Невады (4). Пустыня же вокруг него напоминала больше привычную глазу Сонору (5), нежели бледные равнины с эпатажных фотографий, которыми давным-давно хвасталась Руби.
При воспоминании о сестре в груди вдруг неожиданно засвербело, тревожно заныло, будто он позабыл нечто важное, словно ему срочно требовалось сделать что-то, вот только он не знал, что именно, а время на выполнение все убывало, убывало в нижний сосуд несуществующих песочных часов…
Окли засуетился, нервно ощупывая карманы пиджака, очевидно в попытке отыскать ключи от своего форда, которого рядом с ним не было, однако взгляд его вновь упал на вендинговый автомат и он, успокоившись также резко, как и взволновавшись, в который раз повторил про себя: «Да, нет же… Это все просто сон. Чего это я?».
Лампа продолжала ритмично моргать. Сумерки сгущались, и уже ставший куда более свежим пустынный ветер овевал его со всех сторон, забрасывая мелким мусором.
– Почему бы и нет? – задумчиво поинтересовался Окли у автомата. За мутными запылившимся стеклами было сложно что-нибудь различить, но, кажется, там все еще хранились напитки. К тому же, где-то в самом нутре жестяного красного пуза все еще негромко жужжал компрессор, что, конечно, не свидетельствовало о том, что автомат исправен, скорее о том, что он с охотой сожрет все купюры, которые ему отдадут. Однако же… Шансы никогда не были равны нулю.
Мужчина достал из кармана несколько мятых бумажек, и коротко взглянув на потускневшую табличку возле рычага выдачи, сначала чуть недоверчиво усмехнулся, после чего вдруг воскликнул:
– Какого…? Десять долларов за газировку?! Серьезно?!
На табличке лаконично значилось:
«Дополнительный день жизни – 10 долларов».
И еще чуть ниже:
«Для завершения своего жизненного пути – поверните рычаг выдачи вправо».
– Хреновы монополисты… – сердито проворчал Окли, послушно заправляя десятку в купюроприемник. Стоило отдать изощренной фантазии уличных художников до́лжное, арт-объект у них получился презанятный. Мужчина повернул рычаг влево, без особой, впрочем, надёжи ожидая свою бутылку с колой.
Автомат подозрительно загудел, завибрировал, лампа над ним задрожала в режущем взгляд неоновом припадке. Келлер невольно отступил на шаг назад, будто из недр машины могла вылететь шальная пружинка, как в каком-нибудь детском мультике, и от души щелкнуть его по лбу. Наконец, металлическую тушу автомата крепко тряхнуло напоследок, и в отсек выдачи лениво выскользнула стеклянная бутылка с узнаваемой этикеткой.
