Скоро ветер сломает лёд
(2013—2014)
Когда ты печёшь зимний хлеб из улыбок и ягод,
То волосы пахнут твои иван-чаем и льном.
Январского хлеба хватает без малого на год.
И мне остаётся всего лишь сходить за вином.
Не долог на самом-то деле заснеженный вечер —
Он мчит что есть духу, да так, что не счесть до пяти.
Но помнишь, при свете свечи Том шептал Бекки Тэтчер:
Не надо, не плачь… Всё у нас впереди…
Кофейные тучи так близко, что некуда ниже,
И тают в руках зеркала; отраженья – к реке…
С поклажею света ты к звёздам уходишь на лыжах,
А мне остаётся идти за тобой налегке.
Февральские бури несут колесницу Борея,
Но ветры не вечны – их сменят цветные дожди.
Ты помнишь, шептала Ассоль сероглазому Грею:
Ничто не напрасно, и всё – впереди…
Румяное солнце распахнуто в марте до края.
Грачи вдоль по радугам торят тропу за тропой.
Ты варишь на кухне душистое золото мая,
А мне остаётся смириться с твоей ворожбой.
Капель по карнизам развесила звонкие нити.
Взлетели метели и скрылись вдали – не найти…
И, знаешь, не зря Лось шептал в небеса – Аэлите:
Я буду с тобой… Всё у нас впереди!
Отраженья твои я ловлю на дожде заоконном.
От конца февраля не дождаться сиянья небес.
Мы всегда обходились без правил и прочих законов.
Но теперь ты – за мглой. Остаётся писать смс:
Здравствуй, милая Фрези. Позволь на тебя наглядеться.
Я достал для тебя виноград и немного шабли.
Ты же знаешь сама: жизнь – не более чем интермеццо.
Приходи поскорей. Приходи, не касаясь земли.
Над заливом туман. Корабли отдыхают на рейде.
Капитаны дымят беззаботно сырым табаком.
Мы так долго не знали о Юнге и даже о Фрейде.
Впрочем, сколь не узнай, всё одно, помирать дураком.
Здравствуй, милая Фрези, – шепчу я почти что безмолвно, —
Ты, наверное, там, где в просторах – зелёные льды.
Тучи лижут луну. Под тобою – бегущие волны.
Ты гуляешь по ним, лишь немного касаясь воды.
Уповая на свет, мы ступаем в тени безоглядно.
Откровенно сказать, выбор света во тьме невелик.
Догорает свеча. В хрустале ждёт тебя виноград, но…
Ты сейчас вдалеке, где закат к океану приник.
Здравствуй, милая Фрези… Я вновь не дождался ответа…
Наши письма с тобой, как обрывки несыгранных пьес.
Ты, конечно, придёшь, но сегодня ты всё ещё где-то
Ходишь тропками неба, почти не касаясь небес.
О Аэлита, сыграй на флейте
Вольный ветер рвёт занавески,
Свитые из фольги и перьев.
Небо стекает – водой по фреске.
Время жить, в чудеса поверив.
О Аэлита, возьми гитару,
Спой мне блюз ледяной печали.
Я, возможно, тебе не пара,
Но мне вериться: всё вначале.
Ночь нисходит в просторы света,
Чертит тени на наших лицах.
Ночь – пространство седого Сета.
Ра с утра прилетит на птицах.
О Аэлита, сыграй на флейте,
Спой мне свой марсианский регги.
Рыжий парус подняв на рейде,
Мы войдём в золотые реки.
Ты заваришь мне пенье ветра.
Слёзы ветра безмерно жгучи.
Сдобрим ветры кедровой цедрой.
Кедры Марса пронзают тучи.
О Аэлита, присядь к роялю.
Рок-н-ролл сблизит нас, как прежде.
И в лилово-густые дали
Мы уйдём к островам надежды.
Снова тупик.
Или – недостроенный мост.
Часы с ленцой проронили: «тик»,
Выбор их слов абсолютно прост.
Они говорят: «ступай прямо ввысь!
Хотя, нет – поспеши в глубину…».
Как хорошо, что я вышел «из».
Жаль, что ко дну.
Можешь читать Коран и И цзин,
Авесту и Новый Завет,
Но если забрёл в рощу осин,
Выхода нет.
Время снова меняет ник.
Шепчут часы: «береги каждый шаг».
И капают в ухо Вселенной свой ностальгический «тик»…
Дождь – по этикету дзен – отвечает: «так».
Читая Гоголя через третье слово,
Понимаешь, что это – Джойс. (А через восемь – Хемингуэй.)
Ох, как непросто начать ab ovo.
Ещё трудней пройти по тропе шмелей.
Гораздо легче под плач вувузел
Искать (и находить!) новых врагов.
Хотя уже три вечности видно в окно и в прицел,
Что не на всякий дождь найти четвергов.
Майская ночь.
Утопленницы выходят из вод.
Над головою огни вышивают
тропу самолётов в тенистые страны.
Мы уже у двери, но вместо ключа —
тайный запретный плод.
Его подарил нам ручной чернослив,
что пил из кувшина святой и праведной Анны.
Твоя планета – Весна.
Твой цвет – ландыш и мак.
Я смотрю на тебя (эта ночь, как фонарь),
отдавая дань немоте.
В пустоте путешествует,
сотворивший небо Рыбак.
Автобус, который толкал Сиддхарта,
нашёл приют в Элисте.
На горизонте, кажется, дождь.
Будем пить взгляды с вином, забыв телефон,
вспоминая закат. На троне заката
дремлет вневременный воин.
На нашем столе шоколад и лимон.
Наверное, скоро мы выйдем вон.
Чтобы понять,
насколько путь многослоен.
Грежу тобой и читаю Лунь Юй
Лунные лики – латунные блюдца —
В лужах бликуют, ликуют, смеются.
Фосфор луны нежен, как поцелуй.
Грежу тобой и читаю Лунь Юй.
Вот что сказал многославный Кун-Цзы:
Все мы отрады своей кузнецы.
А благородный в стремлениях муж
Должен быть светом премудрости дюж.
Будет мне в этом Конфуций примером.
И расцветёт на душе primavera.
Был яровым я, а нынче – озим,
Но мрак огнезраком мы всяко пронзим!
Жаль, от тебя я опять вдалеке,
Да поиссякли запасы саке.
Но что мне – саке? Будда, право же, – с ним!
