– Не верю, что ты хочешь отправить меня в интернат! – стиснув кулаки, впечатываю каблуки в дорожку, петляющую между могилами. Растрескавшийся асфальт шуршит под ногами в такт шагам. – Чем тебе моя школа не угодила? Всего год осталось доучиться!
Ненавижу похороны, ненавижу бабушкин инсульт, из-за которого все рухнуло в один миг. Ну почему она не выкарабкалась? Ведь могла бы пожить подольше!
– Алиса, не закатывай истерику, – шикает идущая следом мама. – Мы на кладбище.
– Мертвым все равно! – раздраженно бросаю я, не оборачиваясь.
А живым – тем более. Никому нет дела до моих проблем.
Отец с мачехой держатся в отдалении. Им не впервой пережидать приезд той, что появляется у нас в Купчино раз в сто лет, дабы продемонстрировать московский шик и заодно выставить всех неудачниками. Я и сама не ждала этой встречи, но мама четко дала понять, что намерена серьезно поговорить.
Они с отцом развелись восемь лет назад без скандалов и упреков. Делить было нечего – ни квартиры, ни машины – разве что меня, да и тут вопросов не возникло. Я осталась у бабушки, отец переехал в съемную комнату к новой жене, а мама укатила из Питера в столицу, где успела удачно выйти замуж, овдоветь, и снова связать себя узами Гименея. Привыкнув жить без нее, я воспринимала редкие гостевые визиты с философским спокойствием, лишь сегодняшний стал исключением. Да и как реагировать без скандала на новость, что меня забирают в Москву?
– Алиса, угомонись, – выйдя на парковку, мама изящным движением достает из пачки сигарету. – Я желаю тебе добра.
Роль благодетельницы не в новинку. Она столько раз привозила подарки и отдавала их с таким же снисходительным выражением лица, что я уже и не вспомню иного отношения к себе.
– Как-нибудь обойдусь.
– Неужели? – тонкая бровь иронично дергается. – Тогда скажи, где ты планируешь жить?
– Как где? – я все еще не понимаю, к чему она клонит. – В бабушкиной квартире.
– Куда теперь переедет весь цыганский табор твоего отца, – затянувшись, хмыкает мама. – Как наследник он вряд ли останется на съемной. К тому же его вечно беременной крольчихе скоро рожать.
Оскорбившись за мачеху, кривлюсь в ответ:
– Мы прекрасно уживемся все вместе.
Это правда. Я люблю Ромку с Толькой, хоть они и не самые послушные братья, да и им мое общество в радость.
– Тогда давай спросим у него, – тон меняется с пренебрежительного на подначивающий.
– Легко! – я резво поворачиваюсь на каблуках к приближающемуся к парковке отцу. – Пап, я же могу жить с вами?
Вместо энтузиазма он заметно тушуется.
– Видишь? – ехидно улыбается мама. – Уже напрягся.
– Лисенок, это и твоя квартира, – в пику ей отбивает отец.
– И мы будем рады, – добавляет мачеха, устало взяв его под локоть.
При взгляде на ее огромный живот дремлющая совесть просыпается и пинает меня в бок. Какая же я эгоистка. У них двое мальчишек, вот-вот появится третий. Только меня не хватает в тесной хрущевской однушке до полного комплекта.
– Значит поживу отдельно, – не сдаюсь я, игнорируя злорадный взгляд мамы. – Устроюсь на работу, сниму комнату.
– И бросишь учебу?
– Уж лучше это, чем твой интернат.
– Не интернат, а элитная закрытая школа, – упрямо исправляет мама. – Там Максим к Оксфорду готовится.
Отлично. Еще и сына своего нового мужа приплела.
– Плевать, к чему он там готовится. Я не обязана равняться на какого-то московского мажора!
– Выбирай выражения. Он твой сводный брат.
Так и подмывает озвучить, куда ей идти вместе с новоявленным родственником, но спор прерывает натужный гудок – устав ждать, водитель микроавтобуса сигналит нам, призывая вернуться в салон. Забираюсь туда с отцом и мачехой, оставив маму возле такси. Принципиально поеду отдельно и в кафе сяду на другой конец стола. Пусть привыкает, что я держу дистанцию.
Ромка и Толька плюхаются на сиденье рядом и всю дорогу рассказывают новости про школу, перебивая друг друга и толкаясь. Через силу смеюсь над их нелепыми розыгрышами одноклассников, пока сердце сжимается от тоски. Они мои братья. Они, а не какой-то заносчивый пижон! Я и видела его всего раз, мельком – во время видеозвонка от мамы. Так почему я должна уезжать от своей настоящей семьи?
Поминки проходят в тягостном молчании. Прихватив со стола смартфон, отлучаюсь в туалет чтобы пожаловаться Оксанке.
«Она заставляет меня переехать! Зачем я ей сдалась?»
Подруга пытается успокоить, забрасывая сообщениями, но на расстоянии слова утешения оказываются набором букв и грустных смайликов. Когда выясняется, что вылет планируется сразу после поминок, я готова разрыдаться от отчаяния. Мне даже попрощаться толком не дают!
– К чему такая спешка? – цежу сквозь зубы, не глядя закидывая вещи в чемодан, пока мама брезгливо осматривает старую мебель в квартире бабушки.
– У Игоря вечером благотворительный прием. Я должна быть рядом.
Игорь. Какое отвратительное имя.
– Так будь! – с досадой хлопаю крышкой и рывком застегиваю молнию. – Меня тащить с собой не обязательно.
– Алиса, не начинай.
– А вот и начну!
Спор выходит на новый виток и прекращается лишь под расчерченным тонкими линиями потолком терминала Пулково, когда я понимаю, что сражение проиграно. Никто за меня не вступится. Бабушки больше нет, отец занят семьей, а я не ребенок, чтобы со мной возиться. Прежняя жизнь осталась позади, а новая тащит за собой как поводок упирающегося щенка.