Прочитав балладу Фридриха Шиллера «Рыцарь Тогенбург» в переводе Жуковского я остался неудовлетворённым. История показалась мне незавершённой. Начиналась она со слов Любимой рыцаря, в конце про её судьбу ни слова не сказано, словно её и не было. Неясно было, почему умер рыцарь, вполне довольный жизнью, наслаждающийся по утрам созерцанием любимой. Я решил найти подлинник и перевести балладу. Всё шло по – Жуковскому, оставались последние три сточки. Эти завершающие строчки показали, что я был прав. Шиллер мастерски закончил балладу, замкнув накрепко кольцо её главной идеи. Рыцарь умер, когда увидел, что жить дольше не зачем. Он много лет засыпал с мыслью, что утром снова увидит свою любимую. Когда увидел в окне её мёртвое лицо – жизнь для него потеряла смысл, тогда он умер. Всё логично. Немецкая пунктуальность соблюдена. Об этом сказано в трёх последних строчках.
Подстрочник:
он стал трупом,
Там сидя,
После того, как увидел в окне
Безмолвное ( мёртвоё) лицо.
Интуиция не подвела меня. Жуковский не понял смысл этих трёх строчек. Баллада осталась незавершённой. Переводчик сказал о смерти рыцаря, но не назвал её причину. Сравните переводы.
Рыцарь Тогенбург
«Рыцарь, любящей сестрою,
Я согласна быть,
По – другому, став женою,
Не смогу любить.
Не грущу при расставанье,
Не спешу встречать,
Плачь, и глаз твоих страданье,
Не могу понять.»
Слушал молча, без проклятий,
Выпив боль до дна,
Крепко, сжав в своих объятьях,
Сел, на скакуна,
А потом, призвав дружину
Из Швейцарских мест,
Поскакал он в Палестину,
На груди был крест.
Совершил своей рукою
Много славных дел;
Налетали враги роем,
Был могуч и смел.
Страх при имени героя
В сердце мусульман,
Но, от боли нет покоя,
Горем сгорблен стан.
Год прошёл, и на мгновенье,
Не сумев уснуть,
Он решил без промедленья
Отправляться в путь.
Выгнув парус, ветер реет,
Вдаль корабль несёт,
Там её дыханье веет,
Край родимый ждёт.
Вот и замок, он в ворота
Бился и стучал,
Отворив, ему их, кто то,
Громко закричал:
«Той, которую ты ищешь,
Больше в замке нет,
Вчера стала она нищей -
Приняла обет».
Больше Тогенбург не видел
Ни коня, ни лат,
Дом отца возненавидел,
С ним всё, чем богат.
И теперь живёт безвестным,
Он в родных краях,
Одевавшийся прелестно,
В рясе, как монах.
В келье, спрятавшись от взглядов,
Для родных погиб,
Монастырь монахинь рядом,
Среди старых лип;
От рассвета до заката,
Лучший из мужчин,
Тайной думою объятый,
Там сидит один.
Вера в нём неугасима,
Сутки напролёт,
Смотрит на окно любимой,
Неустанно ждёт,
Чтоб окошко отворилось,
Следом за зарёй,
Лицо милой появилось,
Возвратив покой.
Успокоившись, ложится,
Чтобы крепко спать,
Встать с зарёй, потом молиться,
Новой встречи ждать.
Так сидел он, глядя в дали,
Много – много дней,
Без тревоги и печали,
Думая о ней.
Чтоб окошко отворилось,
Следом за зарёй,
Лицо милой появилось,
Принеся покой.
Но однажды стал недвижным,
Бледным мертвецом,
Он, увидев неподвижным
Милое лицо.
»Ritter, treue Schwesterliebe
Widmet Euch dies Herz,
Fordert keine andre Liebe,
Denn es macht mir Schmerz.
Ruhig mag ich Euch erscheinen,
Ruhig gehen sehn;
Eurer Augen stilles Weinen
Kann ich nicht verstehn.«
Und er h;rt's mit stummem Harme,
Rei;t sich blutend los,
Pre;t sie heftig in die Arme,
Schwingt sich auf sein Ro;,
Schickt zu seinen Mannen allen
In dem Lande Schweiz;
Nach dem Heil'gen Grab sie wallen,
