1. О методах обогрева палаток на афганской войне
Война штука странная, всё на неё не так. Некоторые на войне не бывавшие думают, что это взрывы и стрельба, а на войне бои недолги, а есть ещё жизнь, и в не всё как всегда, и скука, и трудности, и радость, и смех. В Вооруженных силах СССР/России существует точная до невозможности поговорка – Кто в Армии служил, тот в цирке не смеется. Ну, типа уже не смешно. Вот и попробую вспомнить свои и чужие эпизоды той войны.
Середина февраля 1980 год. Предместья Герата, лагерь 101 мотострелкового полка. Лагерь стоит в поместье какого-то богача, эдакий квадрат из плотно посаженных сосен размером пятьсот на пятьсот метров в голой степи перед горами. Поместье называется Калаи-Мир-Дауд, и его по краю пронизывает трансафганская магистраль, она же «бетонка», в строго в центре стоит одноэтажная вилла с бассейном. От трассы до виллы меж сосен идёт дорога, а по краям дороги плотно стоят палатки полка. Внутри поместья к слову все не постились, и часть палаток и само собой парк боевых машин стоят рядом с «лагерем под соснами», как мы его обозвали.
Рядом с дорогой стоят палатки разведроты, напротив нас палатки танкового батальона. Известные на весь полк умельцы, танкисты почти в каждой палатке воткнули по «солярису», дабы пришло понимание дальнейшего необходимо объяснить читателю незнакомого с этим изобретением веселого солдатского ума.
В Афган мы вошли при полном отсутствии палаток. Спали, кто как мог, пехота в которой в самые первые, зимние месяцы войны спала в кузовах тентованных ЗИЛ-131, вповалку, тесно прижавшись друг к другу. Танкисты до получения палаток дрыхли в танках, а мы разведка спали либо в машинах – БМП и БРДМ, либо на земле укрываясь маскировочными сетями. Потом нам привезли 10-местные палатки. К ним полагалась печь-буржуйка, сантиметров двадцать в диаметре и сантиметров в 60 высотой. Одним словом, маленькая. Топили мы их саксаулом. Более энергетического вида топлива я более не видел. Двух кусков саксаула длинной в те же двадцать и толщиной в пять сантиметров хватало на палатку отделения на ночь. Но и колоть его, этот самый саксаул – сплошное мучения, потому как колоть его предельно сложно – он именно колется, в смысле раскалывается, но никак не рубится. Твёрдый и волокнистый, гад.
С первыми десятиместными палатками кто-то из танкистов то ли придумал, то ли вспомнил «солярис». Что это? Толстая труба, сантиметров десять – двенадцать в диаметре, высотой в два и больше метров, с одной стороны заваривается наглухо, и где-то на высоте пятьдесят – шестьдесят сантиметров сбоку сверлиться дырочка в один сантиметр. Потом в дырочку заливают соляру. Отсюда и название агрегата. Практически до самого отверстия. Теперь, самое тяжелое – поджечь факел. Для этого в дырочку суют скрученную бумагу, лучше газету дают ей напитаться солярой и поджигают её таким образом, чтобы рано или поздно соляра внутри трубы начала парить и в итоге загорелась. Воздух для горения попадает в трубу через всё тоже отверстие в боку, соляра горит только верхний слой, а потому система стабильна и высокоэффективна. Всё, дальше про устройство можно забыть «дней на несколько», пока всё топливо не выгорит. Говорят, что кто-то дозаправлял «солярис» на ходу, но тут точно не скажу, ибо в наших палатках подобных шайтан-труб не было.
Горит «солярис» сильно, так сильно, что от отверстия куда попадает воздух и выше труба светится тёмно-красным светом в темноте.
2.
О методах оформления внутреннего пространства полевых лагерей в 40 Армии
Мой хороший друг воевал в Афгане в 56 ДШБ. Сами они свою доблестную во всех отношениях бригаду называли не иначе, чем «Пятидесяти шестилитровая душевная больная». Знаете ли, доля самоиронии на войне бывает полезна. Но количество залётчиков в бригаде и впрямь было излишним. Эту дурную наследственность вероятно задал части первый командир бригады в Афганистане – полковник Плохих Александр Петрович. Тот ещё залётчик был, но, впрочем, не о нём.
Итак, ситуация – народ уходит на караван. Берут. Шмонают. Находят немного оружия, немного денег и наркоты, и какие-то мешки с порой. Ничего особо не поняв, собирают трофеи, пленных и везут в Гардез, где бригада в тот момент базировалась. Там сдают все по описи прапорщику старшине роты и спокойно возвращаются к несению службы.
Прапорщик человек ушлый, но отнюдь не просвещенный, не понимая на хрена орлы перлы сквозь горы кучу каких-то каменюк, и не найдя им лучшего применения делает из них бордюрчик из палаток роты до плаца. Красиво так получилось.
Прошло три с лишним месяца, и вдруг… Из Москвы прилетает делегация сразу в десяток больших погон. Все, прямо с вертолётной площадки, давай орать, руками машут, требуют к себе командира бригады и вообще…
Пока с прибывшими общался командир и его ближний круг всё бы ничего, а тут вылетают члены комиссии из штабного модуля и бегом в роту нашу злосчастную и командиры роты начинают нагибать, мол где? Командир роты на задаваемый вопрос ни сном, ни духом, зовёт старлея командира группы, что брала караван несколько недель назад. Пока выяснили о каком именно караване идёт речь, пока поняли, что ищут московские товарищи на пыльных просторах Гардеза – пошли наконец к нашему прапорщику. И задают сакраментальный вопрос – «Отвечай, злодей куда спрятал драгоценности?»
