1794 год. Предместье Санкт-Петербурга.
Мария примеряла свадебный наряд. Платье было довольно скромное, но выглядела она в нем очаровательно. Служанка, помогавшая одеть госпоже платье, кинула взгляд в зеркало. В нем отражалась прелестная женщина, может быть не первой молодости, все-таки 27 лет – это возраст не для первого замужества, но так уж сложилась судьба. Молодой француженке было искренне жаль свою хозяйку, вынужденную выходить замуж по настоянию отца за почти неизвестного человека. Однако, она знала, что Мария согласилась на этот поспешный брак не раздумывая. И знала причину. Несмотря на разницу в возрасте – Генриетта была младше хозяйки на целых 10 лет – она прекрасно понимала её решение. Генриетта не знала, как поступила бы сама, узнай она об измене любимого и его алчности, но у служанки свои критерии оценки людей. Может Генриетта и простила бы взбалмошного ухажера. А может и нет. В конце концов, нужно решить для себя, что важнее – любовь или деньги. Но княгине не пристало любить изменника и жадного до её приданого плута. И Мария сразу же ухватилась за предложение неизвестного ей отставного офицера.
Капитан Быков был, безусловно, красив, молод, интересен. Но беден. А подполковник Виленский после ранения покинул службу, искал жену, к тому же имел титул князя и был достаточно богат, чтобы брак с ним не считался мезальянсом. Тем более, по слухам, ранение было в интересном месте и, возможно, это повлечёт за собой отсутствие полноценной супружеской жизни. По крайней мере, Мария очень на это надеялась. Она в свое время не поддалась сладким речам капитана, и теперь не собиралась никому поддаваться. Согласие на брак она дала, но про себя решила, что будет избегать супружеских обязанностей столько, сколько будет возможно, если до них вообще дойдёт дело.
Капитан Быков почти год морочил княгине голову своими якобы чувствами, в чем потом она благополучно разубедилась, застав его на осенней деревенской ярмарке, целующимся с какой-то смазливой молоденькой прачкой из деревни.
Любовь умерла сразу. Быстро и почти безболезненно. Осталась злость. На капитана и, в большей степени, на себя. Так сглупить, чуть не довериться прохвосту, это ж надо… Понадеялась на его порядочность, забыв даже о своей хромоте. Теперь неплохая выйдет парочка, горько усмехнулась она про себя: извольте жаловать – князь и княгиня Виленские. Он – после ранения, она – хромоножка. Но не будем унывать. Это лучше, чем регулярные измены здорового, но бесчестного красавца. Такие отношения не для неё.
Примеряя платье, Мария вспоминала день знакомства с князем. При этом она испытывала непонятное томление в душе.
Виленский приехал обсудить последние детали свадьбы и посмотреть вживую на невесту. Она слышала, что ему уже за 35, виски седеют, едва ли не хромой, но никак не ожидала увидеть статного красавца, пусть уже не молодого. 35 – самый расцвет для мужчины. И совсем не старый. Ранение внешне ничем не проявлялось, кроме лёгкой хромоты при ходьбе. В общем, она была вполне довольна увиденным внешне. Осталось узнать его поближе, все-таки брак – это на всю жизнь. И ей не хотелось бы делить мужа с любовницами. Пусть сейчас говорят, он ни на что не способен в постели, но пройдёт время и все может измениться.
Князь Кирилл Виленский смотрел в окно на кружащийся в небе первый снег, но ничего не видел. Он вертел в руках миниатюрный портрет своей будущей жены – Марии Татищевой, который он получил от её отца. Портрет был выполнен искусно, но не передавал всю прелесть девушки. Когда он поставил перед собой цель – уйти в отставку, подлечиться, завести жену и навести порядок в имении, он не предполагал, что будет так тяжело душе и сердцу. Учитывая характер его ранения – левое бедро, близко к области паха, – князь вовсе не рассчитывал на чувства в браке. Планировался классический брак по расчёту. Но потом, когда все было оговорено и он приехал в имение Татищевых – он увидел её. Свою невесту. Да, не молода, но и он давно не мальчик. Она привлекла его внимание гордой посадкой головы, тёмными шелковистыми локонами замысловатой причёски, милыми чертами лица, мелодичным голосом, плавными движениями, а в её глазах можно было утонуть в мгновение ока….
Он потом вспоминал слова её отца о хромоте, но хоть убей, не мог вспомнить, обращал ли во время визита на это внимание. К тому же его собственное ранение также вызывало хромоту, и этот момент интересовал его в последнюю очередь. Его больше волновал вердикт врача: состоятельность князя как мужчины вероятна в соотношении 50/50. И если последний год он воспринимал это как данность, то после визита к Татищевым такой расклад его уже не устраивал. Надежда на полное исцеление была, но до сего момента никаких подвижек к этому князь пока не замечал. Его врач только разводили руками и призывал набраться терпения. Но как раз терпение вдруг закончилось. Князь впадал то в уныние, то в беспокойство – кровь бурлила как в младые годы, а образ невесты только больше распалял желание. Виленский стал плохо спать по ночам. Он просыпался посредине ночи, чаще всего от кошмара, в коем он соблазнял свою уже новоиспеченную жену, но это так ничем и не заканчивалось.
