По местным дворикам недавно шла
По местным дворикам недавно шла.
Гуляла.
День тёплый, солнечный.
Куда бежать?
Задорный смех бабулек услыхала.
И, в общем, было им над чем похохотать.
Обласканные солнышком весенним,
Делились радостью последних дней,
А заодно хорошим настроеньем
От долгожданных, добрых новостей.
Мэр маски снял!
Ура!
Свобода!!!
Дыши народ!
По полной!
Во всю грудь!
«Я первый раз в последние два года
Решилась красным губы мазануть!»
«Ой, Пална! Ты у нас ведь молодуха!
Те ж семьсь пять? Ну детский сад!»
И понеслось!
Смех-слёзы!
Веселуха!
Хохочет пенсии лихой отряд!
«А чё?
Имею право!
Я ж свободна!»
«Невеста, гляньте! Ну ядрёна вошь!»
«Я замуж ещё очень даже го́дна!
Смотри фигуру!
Мимо хрен пройдёшь!»
И залились по новой звонким смехом!
Весна.
Всем задаёт мажорный лад.
Нет, поезд этих бабок не уехал!
Они ещё и в вальсе покружа́т.
Для счастья поводов «крутых» не надо.
Оно всё соткано из милых мелочей.
Порой один лишь взмах губной помады
Улыбку ярче делает, а взгляд светлей.
Умирал целый мир с человеком
Умирал целый мир с человеком.
Он свернулся, как сдувшийся шар…
Всё, что было живым больше века,
Превратилось в иллюзию. В пар…
Нам на память в альбомах остались
Пожелтевшие фотолистки.
Слава Богу, они собирались –
Во вчера из сегодня «мостки́».
Умирал целый мир с человеком,
А мальчишка об этом не знал.
Он картинки из прошлого века
В первый раз в своей жизни листал.
В дворике тихом на улочке старой,
Где с тополями в обнимку сирень,
Кот и старушка – забавная пара –
Службу в окошке несут каждый день.
Утром и вечером, летом, зимою,
Солнышко, дождь или листья летят –
Кот и старушка порою люблю
На проходящих в окошко глядят.
Силы на улицу выбраться нету.
Возраст диктует условья свои…
Ну а окошко, оно ближе к свету.
С ним не такие уж серые дни…
Вера Матвевна – старушка седая
И Кабачок – её преданный кот,
Всё и про всех в своём дворике знают…
Имя, фамилия, кто с кем живёт.
Вон пробежала соседка Маришка –
Дробью рассы́пала стук каблучков.
Вот Николай тащит в садик сынишку –
Сонный мальчонка идти не готов.
Марья Петровна ползёт к магазину,
Хоть еле-еле, но всё же сама.
Павел читает нотации сыну.
В лужу залез, а ведь сам был шпана!
Пётр печатает шаг, он военный.
Взглядом суров, но в душе́-то добряк.
Голубоглазый брюнет высоченный.
Только не женится что-то никак…
В дворике тихом на улочке старой,
Где с тополями в обнимку сирень,
Кот и старушка – забавная пара –
Службу в окошке несут каждый день.
Утром проводят всех в сад, на работу.
Вечером встретят. Вот день и прошёл.
Шёпотом в ночь – не забыть бы кого-то:
«Господи, пусть будет ВСЕМ хорошо!»
Устала, девочка моя? Давай присядем.
Ведь нам с тобою некуда бежать…
Вот только ноги наши подзарядим,
И двинем в парк! Гулять и танцевать!
Дойдём-дойдём! Уж ты не сомневайся!
Что тут осталось-то? Так, метров сто.
Что говоришь? Взгрустнулось? – Улыбайся!
Как ты умеешь – бедам всем назло!
Не, милая моя, мы не сдадимся…
Что годы? Нет, они нам не указ!
Мы каждой каплей жизни насладимся,
Пусть и осталось жить всего лишь час!
Готова? Так, держись за ру́ку крепче.
Улыбку шире и давай потвёрже шаг!
Так и пойдём с тобою вместе в вечность…
В нарядном платье ты. И я надел пиджак…
– Шо-шо вы щаз мине сказали?!
Не слышу!..
Ну-ка повторите…
Ещё раз… Шо?
Крутить педали?!
Да вы, голубчик мой, хамите!
Вы глазки-то свои разуйте!
Я ж это… между прочим, дама!
И вы в колодезь-то не плюйте!
Ой, гляньте-ка!
Скривился прямо!
Я ж, мил ты мой, не с ентим смыслом…
Я ж опытом своим житейским!
Охальник!
Вот щаз коромыслом,
Ты не гляди на возраст, тресну!!!
Ну молодёжь пошла!
Поганцы!
Вишь, никакой культуры нету!
Им всё б гулять, да обниманцы…
Вот раньше…
Оперы… балеты…
Э-э-э-эх. Ладно…
Надо ближе к дому…
И чё я тока наряжалась?!
Ну, растряслася по-любому!
А што мине ишшо осталось?..
Старушка сникла, загрустила,
И поплелась, бубня чего-то.
– Эх, раньше оно лучше было…
Но и сейчас пожить охота…
Она не плакала уже давно.
В ней слёзы словно разом иссушила
Какая-то неведомая сила.
А люди думали – ей всё равно.
Чужие боли на себя приняв,
Своей другим не отдала ни капли.
И зная, что её опять ждут грабли,
Всем помогала. Не судя «прав иль не прав».
Душа рвала́сь и сердце на куски.
Но те, кто рядом с ней, не замечали
То, что глаза исполнены печали,
А голос стал чуть слышным от тоски.
Став для людей «жилеткой и плечом»,
Сама лишь в вере находила силу.
И за других, не за себя, просила,
Молитвою прикрыв их, как плащом.
Она не плакала уже давно…
Лишь с сердца груз участием снимала.
И крёстным знаменьем благословляла,
Смотря на уходящего в окно.
Характер был испорчен по чуть-чуть.
Не разово, нет-нет. Так… накопилось.
Впуская в своё сердце грязь и муть,
Душа без фильтров как-то запылилась.
Вошло в привычку осуждать, язвить,
Грехи чужие ковырять прилюдно.
И стало в удовольствие – хамить.
А пожалеть, смолчать – ужасно трудно.
Из ясна солнышка, голубки, светлячка,
Она в ворчащую старуху превратилась.
Срывалась в ругань, ну буквально с полтычка.
А улыбаться вовсе разучилась…
Но как-то к ней прибился старый кот.
Блохастый, грязный, с перебитой лапой.
Хвостом за ней ходил он целый год.
Он верностью своей ей в сердце капал.
