Все, хватит с меня!
Надоело быть хорошей девочкой!
Всю жизнь что-то из себя строю, работаю, учусь, а кому это в итоге всё надо?!
Моей маме?! Бабушке?! Или, может быть, моей кошке?! С которой, я по всей видимости, так и состарюсь?!
Тем более, судя по общей тенденции, недолго мне осталось!
— Аделаида Семёновна, опять размышляем о чём-то важном? — прерывает мои размышления властный голос.
Который я ненавижу.
Голос главврача моей клиники репродуктивной медицины, где я тружусь под его началом.
Врача от Бога, как все вокруг постоянно повторяют с придыханием.
Голос Игоря Олеговича Вершинина, врезается в мои мечты острым ножом, лишая меня последней опоры. Моей злости.
Я три года проработала здесь, брала все дежурства, в выходные и праздники, ассистировала, сидела на консультациях и круглосуточно была на связи с нашими дорогими пациентами.
Очень дорогими пациентами.
Которые готовы отдать любые деньги лишь бы завести ребёнка. Неважно какого: первого, второго или десятого.
И абсолютно всё равно, сколько лет так называемым родителям: двадцать или шестьдесят.
Они все приходят к нам, точнее к Вершинину, падают в ноги, умоляют сделать невозможное.
И каждый раз он это делает.
И вот от нас уезжает очередная счастливая семейка с кричащим свёртком на руках. Или даже двумя и тремя.
И я всегда верила, думала, что я работаю во имя высшей цели, чтобы делать людей счастливыми. Дарить им радость и детей.
Смотрела влюблёнными глазами на своего начальника, как на божество, как на оракула, ведь именно к нему все приходят, когда потеряли уже последнюю надежду, когда обошли уже всё и всех, что только можно, и им вдруг посоветовали клинику Вершинина «ПереСвет».
И вот теперь на нашем еженедельном собрании по понедельникам, Вершинин вдруг объявляет при всех, что теперь руководить отделом патологии беременности будет… Нет, не я, как я была уверена!
После стольких лет преданной работы на разрыв! Бессонных ночей!
А Инесса Плошкина!
Эта драная кошка.
А она ведь пришла сюда работать на месяц позже меня!
И вот теперь она довольно улыбается под восторженные и одобрительные возгласы всего нашего коллектива, как лиса, съевшая чужую сметану. Ну конечно, мою сметану она сожрала. Втихаря.
И теперь я даже не сомневаюсь, как, а точнее, каким именно местом она заработала себе это повышения.
И пока я была хорошей девочкой и добивалась всего исключительно своими мозгами и умом, хитромудрая Инесса утащила мой заслуженный кусок пирога. Моё повышение.
Я же вижу, какими глазами смотрит на неё Вершинин. Кто знает, чем они занимаются, заперевшись у него в кабинете? Точнее, теперь я в этом нисколько даже не сомневаюсь. Выбивают очередное повышение.
Только единственного, чего я не могу понять, как такой великолепный врач и руководитель, как Вершинин, всё-таки опустился до того, чтобы гадить там же, где ест. А точнее, заводить шашни на работе. Со своей сотрудницей. И даже подчинённой.
— Ну так что скажете, Аделаида Семёновна? — всё ещё вопрошает меня мой начальник, пристально глядя на меня своими тёмно-синими невероятными глазами, в которых я тону.
— Простите, вы не могли бы повторить вопрос, я немного задумалась, — бормочу я под его натиском.
И боюсь признаться себе, что на самом деле я безумно просто дико завидую этой Плошкиной.
Потому что это я хотела бы запереться с ним в его кабинете.
Это я бы хотела сорвать с него этот безупречно-белый накрахмаленный халат.
Это я бы хотела взобраться к нему на его стол их красного дерева.
Отшвырнуть ногой в каблуке подставку для карандашей и ручек и подойти прямо к нему.
Встать так, чтобы это он высоко задрал голову и смотрел на меня снизу вверх.
Восхищаясь.
Желая меня.
Изнемогая от ожидания.
Хотела бы встать на колени и притянуть его к себе, эти губы, которые сейчас вытягиваются в недовольную гримасу.
Прикусить их.
Почувствовать вкус крови у себя во рту.
Его вкус на своих губах.
— Я только что спросил у всех, как вы считаете, следует ли нам объединить отделение патологии беременности с обсервационным. Чтобы сократить расходы. Может быть, сообщите нам своё ценное мнение? Будьте добры, Аделаида Семёновна, снизойдите до нас со своего небосклона.
Ненавижу, когда он так разговаривает со мной. Снисходительно-пренебрежительно. Как будто дорожит моим мнением, а на самом деле издевается.
Тонкая ирония. Которую понимаю только я, или все мои коллеги меня за спиной? Оглядываюсь на наше собрание в белых халатах.
Все молча смотрят. Жду, что я скажу.
А что я могу сказать?! Объединить два функционально-разных отделения только для того, чтобы у этой Плюшкиной было больше полномочий и власти?
И больше рисков для нас?!
— При всём уважении к моей дорогой коллеги, — спокойно произношу я, глядя в серьёзные синие глаза. — Я не могу согласиться на это. Слишком большая нагрузка на одно отделение. Тем более вы планируете совместить серьёзные заболевания с совершенно незначительными. Кто в итоге будет за это нести ответственность? — вопрошаю я своего начальника. — Инесса Плошкина? Не думаю, Игорь Олегович, — встаю я со своего места, и мои глаза оказываются как раз напротив его шеи.
