Год за год, не меньше не больше
Пишу излюбленные письма
Сжимаю пальцы, ведь это боль же
Твоя, со мной поделись-ка!
Оговорены с тобой толпой раскосой,
Не умеючи скажу, душу скребя
Вон тот полосатый, что с папиросой
Также, как я источит себя.
Не говори, что свои в доску,
Мне не хватит глаз и даже бинокль,
В который глядит со стены Маяковский,
Сдавливая свой иступленный вопль.
Имеющий ухо услышит стоны,
Те, что давиче сдавили грудь,
Плечи, те, как придавили погоны
А ты молвишь: «Дай мне уснуть!»
В таком незавидном состоянии
Вылюблена, но дома есть муж,
Тоска густая и есть сияние,
Что отражается в зеркалах луж
Белый свет – для тебя мир
Одинок, жалок и пуст,
Фраза – украл твой любимый кумир,
Утащил ее с твоих алых уст.
Нелепо зонт наизнанку вывернет,
Каждый из нас знает чувство!
Холодно… Не оденет свитер, нет
Не согреешь тело, когда в душе пусто!
Вот такое искусство из кустов,
За твой голос даром продан,
И за мной не хватит тянуться хвостов,
Кто захочет шагать за уродом?
По тебе не скучать ли едва-едва,
Скажу прямо, но по диагонали
Мои слова преумножь на два
И услышишь высокую коду в финале.
Тебе не сказали правду, а мне – обман
Терзай теперь хоть сердце, хоть вены,
Болото глаз спряталось в туман,
Окутав полотном белой пены.
Вот сейчас читаю тебе искренне,
А ты неуютно сжимаешь плечи…
Глядя в очи, ответь быстро мне,
Холодно ль слушать мои речи?
Я сказал однажды под тяжким грузом,
Что готов погибнуть под первым шлюзом
Ибо речи мои никто не слышит,
Как заснеженный рай покосившейся крыши.
Я кричу на себя в отраженье зеркал,
Обжигает спину лампы яркий накал,
Не считаю себя подлецом, идиотом…
Но противен себе я почти до рвоты.
Сорт этого года, пожалуй, третий
И за качество я перед всеми в ответе,
Не сойти с планеты, закрыты двери,
Так терпи пощечину в полной мере.