Будь как дома
– Н-ну… как там твоя лодыжка? – натянуто спросил Патрик, взглянув на меня с таким сомнением, будто и сам не понимал, зачем задал этот вопрос, что он здесь делает и какая ему выгода делать вид, будто его волнуют мои дела.
Меня, кстати, тоже эти вопросы интересовали. Но я лишь окинула мужчину презрительным взглядом и отвернулась. На улице бушевал дождь. Его кристально чистые, холодные струи омывали стекло автомобиля, крупные капли под действием ветра сливались в одну и стремились к оконной раме, чтобы побежать по металлическим дверцам наискось прямиком к земле.
От обилия воды краски внешнего мира становились темнее, контрастнее. Дождь насыщал их мрачными, почти мистическими оттенками. Черно-изумрудный пласт пейзажа, пестрый, как кожа мангрового крокодила в слоях тины, постанывал сырыми стволами и шевелил кронами, роняя капли на антрацитово-синее дорожное полотно, разрезанное ослепительно белыми стрелами разметки. Небо было таким густым и темным, будто намеревалось обрушиться на город, в котором каждое здание в такую погоду казалось заброшенным еще в прошлом веке. Водяные пятна быстро разрастались на бетонных плоскостях строений, словно влажная плесень.
Все выглядело каким-то застывшим, умершим давным-давно, но дождь оживлял этот изолированный мирок, наполняя силой и могуществом. Наблюдать за пейзажем было куда приятнее, чем видеть кислую рожу Патрика даже боковым зрением. Хотя в таких местах только психологические триллеры снимать, наверное. Атмосфера самая подходящая, чтобы сходить с ума и утаскивать с собой кого-нибудь на ту сторону рассудка.
Никогда прежде я не бывала в Уотербери и не думала, что мне предстоит здесь побывать. Но жизнь любит устраивать сюрпризы. И теперь я еду в машине с человеком, которого ненавижу, туда, где жить не хочу. Кто-то скажет, что выбор есть всегда. Я отвечу, что это херня собачья.
Мы напряженно молчали всю дорогу, будучи оба одинаково не рады тому, в какой ситуации оказались. Патрик, конечно, безумно счастлив, что я приехала. Так же счастлив, как тонущий с железной цепью на шее.
Едва показался небольшой белый домик с бордовой крышей, вполне приятный и аккуратный, мужчина сказал:
– Давай хотя бы при ней делать вид, что не собираемся убивать друг друга.
Это была третья фраза, которую он произнес от самого аэропорта, где встретил меня с моим «скромным» багажом. В отличие от него я держалась молодцом и не произнесла ни слова. Промолчала и в этот раз. Но Патрик был, безусловно, прав. Придется нам с ним изображать приятелей. Хотя бы в то время, пока она рядом.
Гвен стояла на крыльце, облицованном красивой мелкой плиткой, держа над собою вишневый зонт с японским орнаментом. Такая маленькая фигурка в теплом халате. Ежится, поправляет свою идеальную укладку, щурится, выглядывая меня и Патрика за мокрыми стеклами и работающими дворниками приближающегося авто. Должно быть, мой приезд для нее действительно что-то значит, если она в такую непогоду вышла меня встречать. Вот только для меня ее великодушный жест не значит ничего.
Патрик плавно нажал на тормоз, и его любимый «Chevrolet», такой же безупречный, красивый и честно заработанный, как этот домик, мягко остановился на мокром асфальте. Мгновение я смотрела на Гвен – она вся напряглась, встретившись со мной глазами. Дверца открылась и захлопнулась, выпустив меня под дождь. Стараясь больше не смотреть в сторону миниатюрной женщины, я открыла багажник и взвалила на плечи большую часть своих вещей.
– Остальное принесешь ты, – тихо сказала я.
Патрик кивнул, принимая условия игры.
Намокшие волосы липли на лоб и губы, лезли в глаза, но обе руки были заняты.
– Господи, Сара, пусть Пат все перенесет, зачем ты берешь такие тяжести, ты же девочка! Иди скорее под крышу, промокнешь.
Сама же Гвен, однако, не сделала и шагу в мою сторону, чтобы помочь или укрыть зонтом. В этом фальшивом участии, в этой напускной заботливости вся ее эгоистичная натура. Я поднялась на крыльцо, остановилась и спросила только одно:
– Где моя комната?
– Комната? Но я думала, мы сначала посидим вместе, выпьем чаю, ты согреешься, расскажешь нам, как перелет…
– Ладно. Я сама найду.
– Сара, но…
– Не надо, – угрюмо предупредила я и вошла в дом.
Только приехала, а уже устала от ее напускной заботливости. Пока я искала комнату, любезно предоставленную для моего проживания, и по мне стекала вода, капая на дорогие ковры, Гвен и Патрик о чем-то громко перешептывались у входа.
– Миленько тут у вас, – с нажимом сказала я как можно более дружелюбно.
Лицо Гвен тут же разгладилось, будто по нему утюгом прошлись. Она готова была уцепиться за любой намек на вежливость с моей стороны, чтобы завязать разговор и разрядить обстановку, но не додумалась до самого примитивного – дать мне, черт возьми, полотенце. Я стояла в коридоре у двери, очевидно, ведущей к искомому помещению, смотрела в глаза Гвен – глупые, телячьи глаза – и искренне не понимала, как эта женщина может являться моей матерью.
– Тебе правда у нас нравится? Это так здорово, а я переживала, знаешь… Патрик, налей Саре чая, а я покажу ей комнату.
