ЭПИГРАФ
Город спит в ночи, и Луна ушла за тучи
Озаряя тускло небосклон
Я иду себе, напевая "рокки-чуччи"
Как самый отъявленный пижон.
(проигрыш)
Через Би-Би-Си нам известны все джазисты
И хиляю я с чувихою любой
И недаром я зовусь поп-гитаристом
А на самом деле я советский бизнес-бой
О, yes!
(проигрыш)
И под Юрай Хипп мы торчим своей конторе
Сухачём дешёвым наполняя животы
А потом, как всегда, накачавшись до упора
Обалдевши в кайф мы орём до хрипоты
Oh, yeh!…………………………………..
(из дворового фольклора советского периода)
©
ПРОЛОГ
Колонка бас- гитары хрипела так, будто свинье пропороли бок. В ламповом усилителе УэМ-50, у которого для большего охлаждения сняли верхний металлический кожух, бешено мигали от напряжения лампы.
Техник школьного вокально –инструментального ансамбля «Сезон» Миша Хомяков, по прозвищу Микки, вот уже пол -часа безуспешно пытался наладить усилитель, чтобы тот нормально работал, но у него это всё никак не получалось. Наконец, бросив в отчаянии отвёртку, он положил ладонь на лоб и замер, как замирают теоретики науки над слишком сложной задачей.
– Миша, сделай что–нибудь! – Умоляюще произнёс стоящий над ним на сцене с гитарой наперевес лидер школьной группы Тарас Зимкин, у которого от волнения и стресса на верхней губе и носу выскочили бисеринки пота:
– Через пол –часа народ запустят, а у нас усилитель не работает!
– Ну и что? Ко второму подключим, там два входа, – часто заморгал в ответ на его слова Микки. Он всегда быстро моргал, когда рядом с ним кто –то терял терпение.
– Ты обалдел? – От возмущения закричал фальцетом Зимкин. – Чтоб бас с «Йоникой» из одной колонки шли?! Да там такая каша будет, не то, что народ, что сам чёрт музыки не услышит!
– Что же я могу сделать? Он живёт своей жизнью, со мной не советуется! – Показав на усилитель, снова часто заморгал Микки.
– Найди где -нибудь лампу, Миша! – Заорал уже Зимкин. Вообще –то он мог в самые критические запросто мог впасть с истерику. Не лучшее, кстати, свойство для полководца.
– Да где я тебе её сейчас найду? – Ещё пуще заморгал Хомяков, сразу став похожим на испорченную лампу.
– Где угодно! – Сжав покрепче гитару и сделав в его сторону поклон, с красным от натуги лицом, прохрипел Зимкин. – Мне всё равно. Хоть в директорском кабинете!
– Слушай, а это ведь идея! – Микки перевёл взгляд с Зимкина на своего друга, бас- гитариста Лео, а потом ещё на Ва Жировских, который всё это время, стоя в уголке и поглядывая на них обоих, отрабатывал сольный проход на гитаре.
Подскочив со стула, Хомяков крикнул:
– Эврика, чуваки. Знаю! Ждите, сейчас вернусь!
Он побежал, уже почти дойдя до дверей, снова вернулся, схватил из ящика под столом отвёртку и, сказав:
– Минут десять порепетируйте на неподключенных. Я скоро.
И на всех парах помчался к выходу.
В это время директор школы и по совместительству мама Тараса Зимкина Людмила Александровна Зимкина выходила из своего кабинета в сопровождении завуча Марии Ивановны Сутуловой. Они обе торопились на расширенный Педсовет, где должны были, кроме всего прочего обсуждать вопросы предстоящих школьных экзаменов у выпускников, а также поведение отдельных учащихся, которые позволяли себя прогуливать в преддверии экзаменационной поры.
У входных дверей школы они вдвоём на минутку задержались, привлечённые шумом толпы молодёжи на улице, нетерпеливо ждущей, когда их запустят на школьный танцевальный вечер.
– Ваня, смотри, чтобы не было пьяных! – Крикнула она на ходу старшему из ребят, дежурившему у входа, парню атлетического сложения по фамилии Лихолетов.
– Не волнуйтесь, Людмиласанна, с запахом никто не пройдёт. – Отозвался Ваня, школьный силач и любимец учителя физкультуры. – А когда их уже можно будет уже впускать то?
– Давай минут через десять, – посмотрев на часы, сказала директор. Потом, обернувшись к завучу добавила:
– Не понимаю, кто придумал эти вечера? Была б моя воля, я бы их запретила!
– Ой, не знаю, Людмила Александровна, если запретить, они, думаете, себе тогда другого развлечения не найдут? – Спросила ничуть не более либеральная, но куда более предусмотрительная Мария Ивановна:
– Да прямо в ближайшем подъезде, может быть, даже вашем. У меня вот тут недавно прямо такое устроили, ужас…Я иногда, знаете, когда лифт сломается, по лестнице иду, так господи, чего ж там только нет – и бутылки, и окурки, и лужи, простите за такие подробности! Чем так, пусть уже лучше приходят в школу и танцуют на глазах у всех!
– Это да, с такими доводами не поспоришь, – с серьёзным видом кивнула Людмила Александровна.
На улице в это время, переминаясь с ноги на ногу, и с нетерпением поглядывала на школьные двери, дымилась паром толпа молодёжи. Падал снег. Поглядывая сверху вниз, нецензурно кричала на толпу ворона с дерева.
Справа от школы белела запорошенная уже первым снежком спортивная площадка с понуро висящими на щитах баскетбольными кольцами, козлом для прыжков, и гимнастическими брусьями. Какие –то подростки у леса, нахохлившись и вибрируя от холода, гоняли по кругу окурок, ёжась при порывах ветра и воровато поглядывая по сторонам.
Стоял ноябрь, с самого утра воздух замутился туманной сыростью, а небо затягивалось промозглой хмарью. Неуютно и тускло горела под школьным козырьком вмурованная под толстое стекло овального плафона лампа. В такую погоду хотелось зайти в тепло и долго оттуда не выходить. Но перед этим неписаный закон требовал до посинения губ и носов стоять перед закрытой дверью на холоде и ждать, чтобы заработать на это право.
