Голубка на голове
Летний тихий вечер. До заката остается не более двух часов. Уютная гостиная в двухэтажной квартире. Апельсиновые лучи заходящего солнца раскрасили комнату в пестрые цвета, подсветили коралловые шторы. Если сидеть совсем совсем тихо на диванчике в гостиной можно уловить слухом негромкую время от времени прерывающуюся мелодию, напоминавшую забытую мелодию со старой шкатулки. Это соседи вторую неделю пытают пианино.
Главная героиня этого рассказа не слышит этой музыки из-за непрерывно сдвигающихся вешалок, щелкающих точно счеты. За диваном стоит огромный шкаф, и девушка пребывает целиком и полностью в нем. С каждым мгновением ее гнев подогревается досадой и чувством жалости. У нее пропало платье и уже имеется подозреваемый.
Что же подождем. Шкаф остался распахнутым, она села на диван, как раз напротив входной двери. Было жаль каждую складочку, каждый бантик. И к тому же на него у нее были большие планы.
– Так! – зловеще проговорила она, голосом ведьмы с Хэллуина.
– Так! – зловещем тоном людоеда с необитаемого острова ответил он.
– Ты голоден, – равнодушно покачала головой жена.
– Как обычно бывает в одно и тоже самое время, – мягко ответил он.
– Придется потерпеть.
– Я это уже понял. Когда только вошел. И ты меня встретила. На пороге, – со смирением промолвил он.
– В твоих же интересах не тянуть, а признаться сразу.
– Я признаюсь!
– Нет, признание со всеми подробностями! – она нетерпеливо хлопнула журналом по ручке дивана, затем совсем спокойно продолжила. – Иди сюда. Садись.
Несмотря на то, что он сидел на мягком бархатном диване, вид у него был такой, словно на нем был одет шерстяной свитер. Представляете, да? Кусачий при кусачий.
– Я все понимаю.
– А я вот – нет.
– Когда мы что-то теряем, мы начинаем расспрашивать, переспрашивать, затем обвинять всех вокруг, приставать в конце концов, вместо того чтобы искать тщательней.
– Забавно, я ведь еще ничего не сказала, а ты мгновенно попал прямо в суть дела.
– Как твоя бабуля тапкам по таракану? – разочаровано спросил он.
– Еще точнее.
«Черт возьми, она заметила. Еще как неудачно, закатит истерику перед самым ужином. Не открывать свои карты, нужно сделать вид, что у тебя их вообще нет».
– Так что?
– Дорогая, я сказал наугад, к слову пришлось. Ты вся раскраснелась, громко дышишь, прическа растрепалась, значит ты что-то искала, но не нашла. Ты могла, конечно, уборкой заниматься, но ты это делала вчера. И так мило мешала мне работать в гостиной.
– Какой ты наблюдательный, прямо с порога об всем догадался. Видишь, на голодный желудок ты соображаешь куда лучше. И я тебе не мешала, я окуривала помещение индийскими благовоньями, дабы та негативная энергетика, которую ты приносишь со своей работы не оседала здесь, в моей гостиной.
– Как четко ты подчеркнула «моя работа» и «твоя гостиная».
– Не меняем тему! – быстро выпалила она. – Я думала ты голоден.
– Поэтому я все еще слушаю и слышу. Я здесь и сейчас, – он встал и отошел к журнальному столику, на котором стояла пиала с орешками в шоколаде.
– Не отходи далеко. Мне нужно видеть твое лицо. Вот так, – она чуть поерзала на месте. – У меня пропало платье. Только не строй такую гримасу!
– Какую?
– Будь-то ты пытаешься зубами вскрыть консерву. Я тебя знаю, притворщик.
– Если бы ты меня точно знала, ты бы тогда знала, что это моя гримаса удивления. Она у меня сформировалась еще в детстве.
– Ну да и закрепилась, когда ты стал старше, женился и стал лгать!
– Послушай, послушай. Я устал. Я голоден.
– И, конечно, второе главнее всего. И даже этих аргументов недостаточно, чтобы отложить этот разговор высоко, высоко на пыльную полку. Ужин отменяется.
– Я не особо их всех помню, особенно пропавшие. Которого не хватает? – он загадочно отвел взгляд в сторону.
– То, которое мы купили недавно, в честь примирения, в дорогом магазине. У них еще по всему залу расставлены огромные вазы с букетами роз…
– Я думал, расставлена охрана.
– Ты же не будешь отказываться его вспоминать? Ты еще хотел сдать его обратно!
– Как ты говоришь, если хотел, но не сделал, значить и нечего вспоминать.
– …оно очень красивое…
– И очень велико на тебя.
– О, ты помнишь… Хорошо, не нужно больше гадать.
– Тебе может и нет, но я все еще гадаю при чем здесь я?
– Оно дорогое, оно мне велико и ты хотел его сдать.
– Дорогая, я целый день на работе. Мне некогда заниматься твоим гардеробом, – устало заскулил он.
– Бедняжка, – ответила она, точно выплевывая леденец.
– Я вижу дело пустяковое. Я пошел ужинать.
– Да, дело пустяковое, – она остановила его на ходу. – Скажи, где оно и можешь идти есть.
– Честно?
– Да.
Он наклонился над ее ухом и сказал:
– Я не знаю.
Она отошла, покачав головой.
– Будешь голодать.
– Нет.
– Будешь.
Проход в кухню оставался заблокированным телом жены.
– Почему я?
– А почему нет?
– Я такими вещами не интересуюсь. Только если…
– Если?
– Мы наедине в приглушенном свете уходящего дня и тебя хочется распаковать, как конфетку.
– Ой перестань, мне сейчас до романтического настроения, как босиком до Эвереста. Оставь.
– Хорошо. А как же твои подруги? Подруги, которые тут постоянно куклятся, мм? Они все время что-то тащат пока ты не видишь. А с какими они приходят сумками. В них же влезет целая стереосистема!
